Путёвые записки - страница 19

стр.

Естественно переполох, прокурорская проверка, следователи, опросы очевидцев. Предварительные беседы в оперотделе, заранее заполненные и распечатанные протоколы опросов у следователей, сделанные выводы и отсутствие виновных и наказанных.

Из беседы с вольным следаком я узнал, что перед смертью Игорёк был изнасилован. Следак намекал, а не был ли Игорь гомосексуалистом, но я то знал, что у Игорька на воле была девушка. Следаку это было не интересно.

Как статист, я должен был изъять из «дежурки» личную карточку Игоря Каторина и отдать её в оперотдел. Так я и сделал. Но карточек было две, и вторую я «потерял». Этот кусок пластика я прятал среди рабочих бумаг почти год. Если бы карточку нашли на каком-нибудь внеплановом обыске, в СДП списали бы уже меня.

Один неплохой человек, освобождаясь, вынес в своей заднице две туго скрученные карточки. Игоря Каторина и Алексея Стрельникова - начальника СДП. Того, кто так или иначе был причастен как к гибели Игорька, так и к десятку подобных, хоть и не всегда смертельных случаев в исправительной колонии общего режима г. Кемерово.

К сожалению, ни доверенного человека, ни этих карточек я так и не увидел.

Лошадиная доза.

Часть 1 Люси

...

Только-только прибывший в наш лагерь этапник из Москвы, как правило, испытывал перед неизвестностью лёгкий страх. Непонятно было: будут бить - не будут. Опасения исчезали быстро - лагерь оказывался «чёрным», и на карантине встречали чифиром. Однако вскоре на смену боязни приходила брезгливая недоумённость.

И правда, после отремонтированных столичных изоляторов с горячей водой было сложно не поражаться уличным туалетам с прогнившими деревянными полами, полчищам наглых крыс, заплесневелой бане с ржавыми тазами и бурой воде из под крана, где с лёгкостью можно было обнаружить не только водоросли, но и длинных тонких червей.

Обвыкшись с деревенской обстановкой и приноровившись к особенностям лагерного быта, зек дожидался свою первую посылку от близких, но на вахте слышал загадочную фразу от дежурного: «Ждите лошадь!»

При чём тут лошадь и моя посылка? - волновался новичок, не догадываясь, что за МКАДом гужевой транспорт всё ещё в почёте.

Через пару часов его ожидания в потной очереди зеков, у крыльца появлялась понурая кобылка с выпученными мутными глазами. «Люська приехала!» - кричал кто-то, и толчея одинаково худых людей в белюстиновых пластмассовых робах, наступая друг на друга и оттирая медлительных в конец очереди, стремилась поскорее разгрузить телегу с синими коробками.

Настоящее имя лошади было «Люси» с ударением на последний слог. Её шкура цвета ржавчины напоминала старый палас в советской хрущёвке, местами затёртый и выеденный молью. Запрягали лошадку в зелёную телегу и ежедневно возили в ней не только посылки, но и стройматериалы, и готовую продукцию в промзоне, и даже хлеб в столовую лагеря.  Видя, как хвост Люси веником охаживал плохо пропеченные буханки, зеки не удивлялись странным находкам в хлебной пайке.

Каторжане любили лошадь и кликали её по-простецки — Люська. Частенько её подкармливали сахаром и белой булкой, а возницу угощали сигаретами. Неразлучную пару уважали за их труд, считали, что они «шевелят груза на порядочных арестантов», и редкий зек мог равнодушно пройти мимо застрявшей в весенней грязи телеги. Вместе с кучером зеки тужились до хруста, тянули-толкали донельзя гружённую телегу, а вытянув, хлопали вечно уставшую Люси по потному лоснящемуся крупу и довольно закуривали.

В один из таких перекуров мимо них проходил молодой инспектор в новенькой униформе. Он отпустил ругательство в адрес кучера, дескать хватит бездельничать.

«Своей дорогой идите, гражданин начальник!» - тщательно выговаривая каждое слово, ответил Пётр Ильич. Маховик агрессии раскрутился мгновенно. Молодой сотрудник, ещё не ведающий о тонком чувстве компромисса, прыгая через борозды, растолкал зэков плечами и схватил конюха за руку: «Что ты мне сказал, залупа?!» Кольцо людей тут же сомкнулось. Прозвучало слово - «Кипиш!» - то самое заветное слово, услышав которое, каждый зек был обязан бежать на призыв о помощи.