Расплата - страница 34

стр.

– Кто за эту резолюцию? – крикнул Василий. – Поднимите руку!

Толпа притихла. Оглядываясь друг на друга, почесывали затылки, прятали руки в карманах, чего-то выжидая. На Юшку и других бедняков, поднявших руку, зашипели: «А вы чего давать будете? Блох своих?»

И вдруг там, где стояли Сидор Гривцов и Потап Свирин, замелькали над головами руки. Кривушинцы разом загомонили, затолкались, неловко и осторожно поднимая вверх крючковатые, черные от земли руки.

Взгляды Василия и Панова встретились.

Василий улыбнулся одними глазами, словно говоря: «Вот тебе и классовые бои. Враг очень хитер!»

...С вечера Кривуша настороженно притихла, а ночью заскрипели двери амбаров и зашуршали по высохшему за день навозу тяжелые шаги. Мужики прятали хлеб.

4

Кланя – так звали кудрявую рыжую плясунью, приглянувшуюся продотрядчику Петьке Куркову, – жила вдвоем с матерью, Аграфеной Ивановной, которую шутя прозвали Агромадой Ивановной за ее могучее телосложение и силу.

Кланя пошла в покойника отца – худенького мастерового Каллистрата. Каллистрат, как рассказывают, был бродячим жестянщиком. Бряцая засаленным ящиком с инструментами, он ходил по селам и выкрикивал: «Банки-жестянки, кружки-ведружки, ухваты-рогачи ко мне волочи!» Ему несли на починку железную утварь, он целый день сидел где-нибудь в холодке у хаты и стучал на все село своими железяками. Зарабатывал хорошо, но вдруг запивал, спускал все до копейки в шинке, угощая всякого встречного-поперечного. Когда не на что было пить, он выпрашивал чарку у мужиков, потешал их за это похабными рассказами или плясал по любому заказу.

Однажды в шинок зашла Аграфена, тогда еще молодая вдова. Мужики уважали Аграфену, даже побаивались ее силы. Ей уступили место у стойки. Она взяла полштофа водки для плотника, починившего ей рамы, и повернулась было к двери, но услышала знакомый противный голос Прони – богача, домогавшегося ее любви:

– Агашка! Посмотри, как жестянщик на пузе плясать будет!

Она оглянулась. Каллистрат стоял на коленях, держа руки за спиной, а ему в раскрытый рот, как в лейку, лили из чарки водку. Как только Каллистрат закрыл рот, Проня сделал свирепую гримасу и, схватив за чуб, ткнул жестянщика к земле:

– Пляши теперь на пузе!

Тот упал на живот, дрыгая ногами.

Аграфена подскочила к Проне и хлестнула по его скуластому лицу ладонью так, что он ударился головой о стенку. От изумления все ахнули.

Как щенка, за шиворот подняла Аграфена Каллистрата. Встряхнув, сказала:

– Пойдем со мной. – И потащила к двери.

За ней кинулся с кулаками Проня, но его схватили мужики, восхищенные поступком Аграфены.

С раскрытым от удивления и испуга ртом шел Каллистрат, покачиваясь из стороны в сторону, не смея вымолвить слова, будто у него отнялся язык. Может быть, ему сквозь хмель почудилось, что это родная мать тащит его с вечерки домой.

Проснулся в незнакомой избе, долго тер лоб, вспоминая вчерашнее. Аграфена вошла с кружкой в руке:

– Похмелись, Каллистрат, кваском... Отпился ты водки.

– Что так? – нехотя беря кружку, спросил он, вглядываясь в лицо Аграфены.

– У меня жить будешь. Струмент твой принесла от Алдошкиных, он в амбаре. Вот там и мастери. Когда в поле уйду, старуха моя за тобой досмотрит. Любо не любо, а на посмешку тебя не дам, не отпущу! У меня силы хватит! – И взяла из его трясущихся рук кружку.

– А коли я не согласный? – вяло спросил Каллистрат, передергивая плечами.

– А не согласный, то уходи из села... Совсем уходи! – угрожающе ответила Аграфена и вышла из избы.

Она дотемна пробыла в поле, а когда вернулась, Каллистрат мирно постукивал в амбаре, мурлыча какую-то песенку. Бабка зорко поглядывала на него из окошка...

И по селу засудачили бабы, завистливо поглядывая на Каллистрата: золотые руки в дом привела Агашка! Что ж ей не богатеть теперь!

...Когда народилась Кланя, Каллистрат первый раз за долгий перерыв напился пьяным. Аграфена простила ему на радостях.

Каллистрат стал заправским мужиком-хозяином, а нет-нет да и вскипит его бродяжья душа – сорвется и пьет. Однажды его и Аграфену пригласил сосед, Потап Свирин, на крестины. Аграфена отказалась и ушла на ручей полоскать белье. Вскоре Каллистрат прибежал за ней уже хмельной, дурашливый.