Разгаданный секрет - страница 14

стр.

- Мне бы Кушникова, Николая Васильевича, - спросил он сдержанно и сам стал в ожидании, словно уперся на месте, малорослый, лобастый, с упорным взглядом глубоко посаженных глаз.

- А-а, пришел, искатель! - встретил его Кушников, мягко пожимая руку. - Ну, пойдем, покажу…

Они познакомились недавно. Кушников встретил Семенова на одном из заводов и сразу обратил на него внимание. В манере молодого слесаря обращаться с металлом было нечто такое, что заставило подумать: «Может выйти толк». А «толк», по убеждению Николая Васильевича, - это и значило стать инструментальщиком.

В те дни старый мастер особенно присматривался к молодым: кто бы из них подошел к настоящему делу?

- Ну как? Пойдешь к нам в артель? - предложил он однажды Семенову.

- В артель? - переспросил Семенов. - Надо посмотреть. - А сердце у самого так и запрыгало.

Имя Кушникова было известно среди питерских металлистов, особенно в заводских слесарно-лекальных мастерских: «Кушников? О, это человек! Первый кудесник в лекальном деле…» Ходили слухи и про его артель. «Могучая кучка», - говорили о ней несколько таинственно.

Теперь Семенов увидел все это сам.

В комнатах бывшего жилого флигеля за простыми верстаками сидели мастеровые, уже в летах, серьезные, сосредоточенные, и, нахохлившись, как дятлы, корпели над тонкой работой. Здесь делали измерительный инструмент - разные линейки, скобы, угольники, сложные инструменты со шкалами, профильные шаблоны…

Семенову они попадались и раньше - он пользовался ими, чтобы верно определить, измерить свою работу. Он знал, как дорожат таким инструментом на производстве: ведь без него человек все равно что слепой! Но толь-ко сейчас он увидел, что значит изготовить такой инструмент.

Точность! Необычайная точность руководила здесь всем. Строгий расчет, осмотрительность, проверенная четкость приемов - скупая, но властная красота открылась молодому слесарю за этими простыми верстаками.

Не ему напоминать, как трудно обработать какую-нибудь деталь с точностью, ну, скажем, в половину или четверть миллиметра. Он наплакался не раз, ловя эту скользкую, незаметную частичку. А тут, оказывается, она просто не в счет. Тут за верстаками шла своя игра, тонкая, легчайшая, рассчитанная на сотые доли. «Сотка», - говорил с легкой небрежностью Николай Васильевич. Тут ответственные части инструментов подвергались такой отделке, что металл становился гладким, как полированное стекло.

«Так вот оно как!» - думал Семенов, глядя с завистью на этих людей, которые способны совсем вручную - простым молотком, напильником или шлифовальным брусочком - производить такие тонкости. И вспомнилось выражение: «могучая кучка».

Их было человек десять - ядро артели. Повидавшие виды мастера, лекальщики, знатоки инструментального дела. Еще не так давно они работали по разным местам, в одиночку. В царской России не было инструментальной промышленности, все было привозное. И редкий опыт русских мастеров ютился случайно в отдельных уголках - где-нибудь в цехе или в комнатушке кустарной мастерской. Там, в одиночестве, в отрыве друг от друга, пробивались к мастерству отдельные таланты, создавая подручные средства точного измерения - калибры, шаблоны, капризно-сложные контрольные лекала. Пробовали там иногда воспроизвести по-своему из куска металла маленькое чудо точности - измерительный инструмент.

Теперь они собрались в артель, старые товарищи по ремеслу. Они решили объединить свой разрозненный опыт, чтобы вместе, общими силами постараться заложить новое дело: производство собственного инструмента для собственной, советской промышленности. Страна растет, грандиозное строительство поднимается повсюду. Но надо помнить, что среди гигантов индустрии - великанов новой техники - занимает свое место и такой, казалось бы, скромный, невидный предмет, как рабочий инструмент точного измерения.

Конечно, немногое могла сделать одна артель в сравнении с тем, что десятилетиями завозилось из-за границы. Но в этом флигеле внутри ленинградского двора пробивались ростки будущего. В терпеливых усилиях небольшой группки простых мастеровых людей ясно проглядывала жажда освобождения от чужой зависимости.