Развиртуализация. Часть первая - страница 46

Последний поезд в Шверин – прекращение железнодорожного сообщения в объединенной Европе

Кутялкин и Кох наощупь искали мысли, способные остановить разбушевавшуюся пустоту внутри.

«Я дал обещание выжить. И я выживу. И снова выживу, – уговаривал себя Гриша. – Они меня ждали–ждут–будут ждать. Как неудобно, что в русском языке всего три времени».

Не выключали освещения, когда ложились спать. Чутко улавливали неумолимое приближения очередных часов беспамятства. Робели, капризничали, ругались друг с другом. Несмотря на яркий свет, чувствовали – тьма терпеливо ждет их души.

«Что произойдет, когда я перестану сопротивляться? Побью в хранилище лампы, затаюсь в одном из четырех углов. Буду кровожадно скалиться и крутить пояс с петлей, поджидая, когда смогу накинуть её на шею Кох».

Во время сна последние линии обороны, проходившие по их сознаниям, готовились  сдаться натиску тишины и пустоты, притаившейся снаружи и изнутри.

Иногда Грише казалось, что похожее противостояние «шуршащая тишина против белковых тел» происходит где-то в другом измерении, в большом мире. Но масштабы там грандиознее.

Конец эпохи Интернета – разрушение всемирной системы объединённых компьютерных сетей

Вермишели осталось на три дня. Решили растянуть на пять. Ходячие трупы, в которые они обратились, наверное, не следовало пичкать едой. Та батарейка, что запрятана у каждого внутри, не раскочегарилась бы даже калориями в виде деликатесов – фуа–гра, мраморной говядины японских коров Вагиу, икры белуги-альбиноса.

Зажигалка подыхала. Кутялкин не сомневался – прошлый раз, когда ему удалось выбить из неё горошину пламени и поджечь бумагу, последний. Чтобы хоть как-то справиться с удушающей клаустрофобией, Кутялкин слагал оду, посвященную агонии зажигалки:

Дотянет щупальцем Газпром

До каждого из нас.

Из кранов потечёт и мёд, и ром.

Из зажигалки - газ

Он не рассчитывал на следующий водозабор.

– Открыв ящик, Пандора выпустила все несчастия. Кроме… надежды[64].

– Третьи сутки кукиш кажет в животе кишка кишке. И ни спичек, ни махорки – все раскисло от воды. Согласись, Василий Теркин, хуже нет уже беды?

Нарывы на коже чесались, лопались, кровоточили, увеличивая красные сектора раздражение и гниения. Добавляя в зловоние хранилища новые острые нотки.

– Дальше мы не протянем.

– Ты дни–то еще считаешь?

– Считаю, корова, считаю.

– Молодец. Вдыхай глубже.

– Исчезни.

- Проснувшись ночью, думаю, заготовил ли ты что-нибудь для меня?

– Предлагаешь, вместе с питанием сон отменить?

– Предлагаю осознать – вдвоем нам здесь не выжить.

– Что ж, проваливай. Я один посижу.

Они еще долго сидели и смотрели в стену – финальная стадия растительного увядания.

– Тебе не увернуться от печального факта – кого–то из нас придется аннулировать. Избавиться друг от друга – единственный ключ, оставшийся у меня за пазухой.

- Иди в пень.

- Тебя требуется превентивно обесточить. Задушить, огреть по голове тяжелым. Надо любой ценой взбодриться. Даже всеразрушающим конфликтом.

- Зачем?

- Мясо. Лакомые кусочки. Иначе не дотянуть.

- Ха-ха. Я готов взрезать тебе пузо.

- Ну, это мы еще посмотрим, кто кому, - Наталия наклонилась к уху Кутялкина. Его окутал привычный тяжелый запах немытого тела. Голос зазвучал иначе – внятно и связно:

– Выйдешь ты отсюда или нет уже никому не важно. Тебя могут спасти чисто случайно: «что там эти долбоёбы делают? аааа, ну, ладно, вытащите их оттуда». Если мы еще нужны кому-то за дверью, им не понравится, если мы бестолково перегрыземся. Испытаем судьбу в стычке кровавой?

Наталия провела ладонью поперек горла – этот жест мог означать всё, что угодно – «она вдоволь нахлебалась здешней действительности», «если и сегодня ничего не получится, удавлюсь», «не подыграешь мне, перегрызу горло».

– Думаешь, если бы мы сразу морды друг другу расквашивать нас вытащили бы?

– Тише бубни, бестолочь. Не вытащили бы. Наверняка нас законсервировали. Проходить испытание временем. Показываем зубы и коньячную выдержку. Зачем им буйные–бестолковые? Таких семь ярдов на шарике. Только не спрашивай, зачем мы вообще нужны тем, кто нас сюда упёк.

Пока они лениво хрустели опостылевшей пищей, Гриша удерживался в сознании, представляя, как вобьет в горло зубы госпожи Кох.