Ребята из Девятнадцатой - страница 11

- Давай-давай, молодец. Каймы не испугался, а тут, вишь, сразу и боязливый сделался, и смирный, как овечка.

- Куда идти-то?

- А куда ведут.

- Ну, к вам, домой. А зачем?

- Вот любопытный какой! Физиономию йодом смажу да отпущу.

- Зачем?

- Что ты в этом понимаешь, каку чертову баушку?

- Маленький я, что ли? Да и прошло уже.

- Дак если прижгешь, никакая зараза не пристанет. Вишь, как тебя изукрасили.

- И так пройдет.

- Хот... толкуй ему! Иди, говорят, садовая голова, раз с самим Каймой связываешься. Однако вылетит человек из училища, руки вот только до него не доходят.

- Доходят...

- И до вас, мил человек, дойдут руки. Думаешь, никому не известно, как вы воровали уголь? И от стрелка убегали?.. Ишь, святой человек, первый раз он слышит об этом...

Соболь переступил порог Фокиного жилища и остановился в прихожей. Слева белело ранним светом кухонное окошко, впереди, в приоткрытой двери, горел свет. В комнате, видно, не спали.

- Проходи давай.

Юрка Соболь с пристрастием оглядел свои рабочие ботинки, вытер ноги о сырую тряпку, шагнул в горницу.

Что-то мелькнуло впереди, легкой тенью шмыгнуло за занавеску. Потом появилась сероглазая девушка, которую он где-то видел. Она была в просторном, но хорошо облегающем ситцевом платье в горошек. Как видно, только с постели: светлые, волнистые волосы пребывали в живописном беспорядке, и она их на ходу костяным гребешком приводила в порядок.

- Здравствуйте, - сказал Юрка Соболь и опустился у входа на окованный железными полосками сундук. Еще раз оглядел пол: не остается ли следов. Следов не было.

- Кто тебя так?- спросила девушка.

- А-а, - махнул он неопределенно рукой. - Удумал Фока.

Девушка с любопытством, откровенно разглядывала его лицо. Шумно дыша, Фока прошел в комнату, невидимый ветерок прошелестел по занавескам от его шагов. С ветром человек врывается.

- Галка, подай йод, намажем физиономию этому драчуну.

- Дядь, кто его?

«Дядя», - подумал Юрка и взглянул на ее свежее, приятное, не похожее на Фокино лицо.

- Каймы работа. Его все дела.

- Да-а? - На какое-то мгновение Галкины глаза испугались. Потом она задумалась. И красиво потянулась за йодом, к полочке, занавешенной чистой марлей. Сверкнули над шлепанцами белые пятки, платье поднялось значительно выше колен. Достала она пузырек, оторвала бинт. В серых глазах была жалость, нежность или другое что - разбери попробуй. Ему было смешно, как она суетилась и как широко раскрывала глаза, и они темнели, ее серые глаза. Думает, ему больно. Смехота.

- Как это он тебя?

- Бычком, обыкновенно. Так... - Юрка стал показывать, как обыкновенно бьют бычком.

- Не дергайся, дуралей, - ласково заметил Фока. Для порядка посопел и добавил: - Вот теперь давай, дерись, раз можешь.

- Зачем, дядя? Вы же их воспитываете, - сказала Галинка.

- А в ком что заложено, Галка. Черт его воспитает, если который от природы вахлак. Жарь давай картошку, закусим, да мне в прачечную бежать, а то у этих, у костылянш (Фока был убежден, что слово произошло от «костылей»), без меня руки ни до чего не доходят.

Фока ворчал, как ворчит всякий уважающий себя старикан. Времена, мол, пошли. Обязательно самому нос совать во всякую дырку. Качал головой, вздыхал, поминал добром старые времена.

- А ты куда засобирался? Обожди, вместе закусывать будем.

- Нет, я пойду, Фотий Захарович. У меня дела, я не так, чтобы очень... - Это был лепет, язык плохо слушался. Воображение проворно рисовало вкусный пар над горячей картошкой, и язык, конечно, ворочался не в ту сторону.

- Не гоношись, сиди. Картошка, она тебе на разминку пойдет. До завтрака. Она ведь что, картошка? Пшик - и нету.

- Что это вы все, дядя? - вспыхнула Галинка.

- Ну, чего же я, чего такого сказал?

Она скрылась за дверью. Из кухни доносилось ее сердитое громыханье кастрюлями, шеборчанье по сковороде, дзиньканье. Юрка задумался. Пока жарится эта мировецкая еда, он, конечно, обязан вести умный разговор с Фокой. Какой еще можно вести разговор с Фокой? С Галкой-то он, надо сказать, ведет себя сдержанно. По-видимому, не очень часто попадает впросак, хрыч старый.