Ренегат - страница 4

Уловив печальный взгляд Лиама, я догадываюсь, о чем он думает. Сегодня мы безвозвратно уедем, и, возможно, больше никогда не окажемся ни здесь, ни за Дугой. И, вероятно, что мы так и не найдем весомого, в которое бесспорно поверят все, доказательства того, что мир не был уничтожен Великой Войной.

Мне кажется, что он огромен, и нам есть куда идти. Но всему свое время…

Изначально, это была моя сумасбродная, поселившаяся назойливой занозой в моем незащищенном сознании, идея — искать людей, предположительно, живущих за стеной. Нам все время нещадно вдалбливают, что на ничейной земле нет человеческой жизни, что там нет ничего кроме нескончаемых песчаных насыпов, оставшихся после свирепой бомбежки. Но позже подаваемая информация немного изменилась, и власть заговорила о возможных внешних врагах, сующих свой зложелательный нос в дела Богема и желающих нас поработить или съесть. Я не пропустила это мимо ушей, как пустой пшик. Я верю, где-то далеко есть мир, который мы должны увидеть.

В выходные дни мы, я и Лиам, на свой удручающий страх и повышенный риск выходим за Дугу, и продвигаемся как можно дальше. Пока что мы ничего не находили, кроме как скомканного крошечного листа бумаги (в Богеме давно не пользуются бумагой). Это важное событие произошло два года тому, зажег в нас бессмертную искру надежды, что за Дугой есть выжившие.

Я поглаживаю Лиама по волосам, потом кладу руку на его плечо.

— В такие моменты я вспоминаю, что ты девушка. — выдает он.

Мы непринужденно смеемся. Словно старые друзья над тонкой, лишь нам понятной шуткой. Ненадолго наши взгляды встречаются, и Лиам заметно смущается. Безусловно, он мне нравится и он хороший человек. Но у нас мало общего: он решительнее и сильнее меня, а я благодарна ему за то, что он не сторонится меня. На этом мои чувства к нему заканчиваются.

Лиам умолкает, потупив взгляд в пол.

— Я не могу оставить Лили. — молвит он задумчиво.

Лилиан — его младшая сестра. У него есть еще мать, а отца расстреляли несколько лет тому.

Полные тоски слова Лиама напоминают мне последнее, что наспех сказала Касс: «Мне так жаль вас оставлять». Хоть Касс тогда была спокойной и удивительно сдержанной, а на лице сохраняла подчеркнутую невозмутимость, но мне казалось, что еще немного и она разрыдается. Но Касс снисходительно улыбнулась, как ни в чем не бывало и, зайдя в длиннющий поезд, грациозно помахала рукой на прощание.

— Тебе придется. — говорю я. — Иначе тебя казнят.

— Я не боюсь. — отрезает Лиам. — Все мы когда-то умрем. Какая разница, когда именно?

— Твою мать заставят смотреть на это ужасное зрелище и сестру… — я затихаю, понимая, что наговорила лишнего.

Лиам подходит к краю бетонного перекрытия. Так, как стена давно отвалилась, разлегшись на земле большими и не очень камнями, он смотрит на косое покрытие соседнего дома.

За пестрящимися тучами солнце уже довольно высоко поднялось, и утренний воздух исподволь прогревается.

— Но ты не смотрела на своего отца. — выдает Лиам, обернувшись.

Я злюсь: как он мог заговорить об этом, отлично зная, что это больная для меня тема?

— Это другое. Я не хочу вспоминать…

— Извини, Харпер. Я не хотел…

Мне было тринадцать, когда безжизненного лежащего навзничь отца нашли на главной площади Департамента-9. Это было предупреждение от власти для всех тех, кто собирался восстать. Ходили разноречивые преувеличенные слухи, что в то время, когда бунтовал отец, у многих возникало непосильное желание поддержать его, но этим же многим не хватало обыкновенной смелости.

Но в Богеме научились контролировать не только действия, но и беспутные мысли. Больше никто не задумывается свергнуть власть.

— Но я не хочу уезжать. — продолжает Лиам. — А ты?

Сегодня в полдень те, кому исполнилось в этом году шестнадцать лет, обязаны явиться на Площадь Свободы. Затем нас отвезут в один из департаментов.

Из тех, кто уехал в последние годы, еще ни один человек не вернулся. Если верить непроверенным, а в большинстве случаев, беспочвенным доводам — они все мертвы. Но я отказываюсь верить, что Касс мертва. И Люк тоже…

— Я не знаю. — в моем голосе пролетает тень необузданного сомнения.