Роза Галилеи - страница 48

. Старушка хоть и посмеивалась сама над собой, но каким-то необъяснимым образом использовала любую оплошность противника, а в решающий момент абсолютно случайно делала самый выигрышный, единственно правильный ход. Так или иначе, но, играя словно по наитию, она умудрялась неизменно ставить мальчику мат. Когда он допытывался, почему она выбрала тот или иной ход, только оправдывалась:

— Сама не знаю. Так лучше всего показалось. А как же еще? Себе надо доверять.

Ее необъяснимое, слепое везение одновременно бесило и раззадоривало. Эта ускользающая шахматная победа стала казаться такой важной, как будто от нее на самом деле хоть что-то зависело. Он удвоил внимание, тщательно обдумывал каждую проигранную партию, выискивал ошибки, пытался строить тактические комбинации и стратегические планы, трясся над каждой пешкой, но все его расчеты снова и снова рушились из-за неожиданных вариантов и неучтенных ситуаций, как будто он играл не в шахматы, а в какую-то слепую карточную игру. Мальчик продолжал проигрывать досаднейшим образом. Приходилось признать невозможное: рассеянная, бестолковая Бабушка оказалась природным, стихийным гением игры чистого разума.

В перерывах между турнирами он исследовал ее жилище. В чулане при крошечной кухоньке обнаружилась почти незаметная дверь, из нее узкий черный ход вел на чердак, а оттуда через маленькое окошко можно было вылезти на черепичную крышу, примыкавшую к остальным крышам тесно стоявших домов.

С каждым днем бывший узник становился все сильнее и увереннее в себе. Скоро и бритая голова обросла волосами. Но главное — впервые за долгие годы он жил с человеком, который с каждым днем становился ему все дороже. Бабушка заставила его поверить, что его знания не напрасны, что отец был прав — хранимые в памяти тексты кому-то нужны. Но отсюда следовало, что это только привал, только остановка, что ему придется продолжать свой путь.

Чем больше книг он перескажет старушке, тем быстрее он сделает для нее все возможное, тем скорее настанет пора уходить, искать других людей, которым нужны хранимые им тексты. Потому что это долг Книжника.

Сначала спасительница отговаривала мальчика, а потом смирилась, поняла, что он прав. Разумеется, грядущий уход тоже оказался причиной для множества забот: Бабушка перешила всю хранящуюся у нее мужскую одежду — так и не рассказала, чья она, да он и сам догадывался и не стал спрашивать. Насушила в духовке хлеб на сухарики, дотошно объяснила, как выбраться из города и куда ведут различные дороги. А он все малодушно откладывал уход из теплого, сытного дома на холодные, беспощадные улицы злобного, пронумерованного мира. Душа зацепилась за родного человека, как взгляд за огонь.

Когда они сели за свое последнее шахматное сражение, про которое он еще не знал, что оно окажется последним, именно Бабушка, с ее необыкновенным чутьем обозначила всю судьбоносность исхода:

— Этот турнир решит судьбу игроков! Побежденный будет мыть посуду!

Он засмеялся и впервые стал играть легко, бездумно и стихийно, как сама Бабушка. Так расслабился, что отбросил свои постоянные расчеты и размышления. Как часто нас спасала слепота, где дальновидность только подводила… Словно читая его мысли, она подбодрила:

— Правильно, не трусь, куцый хвост, доверяй себе.

— Это когда я трусил-то? — задохнулся от возмущения мальчик и отважно, без колебаний, двинул ферзевую белую пешку на середину поля, на d4.

Впервые за долгие годы он чувствовал, как отлегла, распустила когти постоянная потребность планировать и контролировать каждое свое действие. В этот последний раз он играл, положившись на интуицию, исходя из первого порыва, и ходы его, может, случайно, а может, из-за приобретенного опыта, были удачнее сделанных после вдумчивых расчетов.

— Вот видишь, — радовалась Бабушка, — я же говорю, в чудо надо только поверить! Все, теперь чудеса сплошным потоком хлынут! Зря ты мне не верил.

Правда, зря. Самому теперь странно вспомнить. А она, как всегда, делала глупости.

— Вы смотрите, гарде же! — предупредил он ее: — Ферзь под ударом!

— Что делать. Иногда приходится жертвовать королевой. — Бабушка сказала это таким грустным голосом, что ему пришлось сглотнуть и поморгать: — Да не бойтесь, даже если вы проиграете, я вымою вашу посуду! — утешил он ее великодушно.