Рыжие Пупырчатые Яйца - страница 7
- Нянек нет!
Я пожал плечами.
- Ну, нет, так нет!
Перестав говорить о Жановне, мы направились в сторону порта. Мужчины взяли у женщин пакеты. В пакетах действительно были шубы, хорошие шубы. А не какое-нибудь барахло. По крайней мере, их владелицы расписывали их нам, мужикам, с таким азартом и сладострастием, что нам тоже захотелось каждому по шубе. В смысле, не для носки, а для перепродажи или, на худой конец, для "ценного подарка" кому-нибудь из жён или знакомых. Ведь цена на эти шубы оказалась фантастически низкой - по сто долларов за штуку максимум.
О Жановне никто не вспоминал. Никто! Кроме моего приятеля, он же - руководитель нашей мини-группы. Поддавшийся было сначала мнению бабсовета Гриша вдруг призадумался и остановился.
- Слышь, Мишаня, - шепнул он мне, - ты бы не мог туда вернуться?
- Куда?
- Ну, туда... в шубную лавку...
- А надо?
- Да неспокойно как-то на душе... На мне ответственность за группу, если по-серьёзному...
- Ладно, уболтал, с тебя шкалик!..
4.
Возвратился я на то подозрительное место по недавно хоженой тропе, но искомого особняка не обнаружил. Может, проскочил? Известняково-туфовых домиков в переулке было много, все двухэтажные, но ни одного с красивым баром на веранде. Стоп! На одной из пустых веранд я заметил движение. Кто-то вывалил на неё несколько коробок из-под апельсинов и моментально смылся. Приглядевшись к тому дому, я заметил знакомые детали. А именно: ажурно-металлическую лестницу, ползущую по стене на второй этаж, а также наполовину обрушенную каменную ступеньку - у входа на веранду. Но где же бар?!
Складывалось впечатление, что бар был срочно демонтирован и эвакуирован, как по военной тревоге. Шестое чувство мне подсказывало: наверху должна быть именно та лавка, то бишь "меховой салон".
Я стал карабкаться по гулким металлическим ступенькам, и сделал это не напрасно!
В мехсалоне я появился в разгар веселья. Жановна сидела на диване между хозяином лавки и Аристотелем. Она пила свой бокал, хрюкала в него и дурковато лыбилась. Хозяин тоже лыбился, но не дурковато, а вполне преступно.
Увидав меня, греческие деляги перекосились, то бишь изменились в лице, и, судя по всему, сильно расстроились, а Жановна заистерила:
- Чего тебе, Михасик? Забыл что-нибудь, да?!
Она к тому моменту лыка не вязала. Уже успели её чем-то накачать, помимо кофе и шампанского. Или подсыпали чего. Я возмутился, вполне искренне.
- Да нет, я, собственно, за тобой пришёл! Тебя мы все сначала типа забыли, а теперь вот типа вспомнили, благодаря Григорию, не обижаешься на нас? На коллектив не обижаешься, ась? А-ну, пошли отсюда, живо!
- Ой, а мне тут хорошо-о-о!
- Кто бы сомневался. Пошли, говорю!
Тут вклинился прыщавый Арик.
- Простите, я вас не понимаю: если женщине хорошо, то и беспокоить её не нужно...
- Это не женщина, а детский сад. Сама глупая у нас в институте!
- При чём тут институт?! - возмутилась Жановна.
- При том, что я руководитель группы и несу ответственность...
- Не ври! Руководитель Гриша, а ты - пришей-пристебай!..
В чём-то Сонька была права. Грише тогда было тридцать, а мне - восемнадцать. Я в том НИИ курьером подрабатывал, откосив от армии. Но не надо обзываться!
Я не обиделся, мне было жаль дебилку.
- Соня, вспомни, сколько тебе лет! Хватит девочку изображать!
Любительница греческой халявы возмутилась:
- Женщине столько лет, сколько она может себе позволить. Я не бедная!
Пьяно подмигнув, она стала выгребать из сумочки косметику.
- Смотри, тут у меня всё самое клёвое, самое что ни на есть французское... Одних кремов долларов на двести!
Я решился перейти к террору:
- Кончай ханьку жрать! Теплоход отчаливает через три часа!
Я тряхнул своим тощим запястьем, где, на тяжёлом металлическом браслете, болтались популярные в те времена "командирские" часы. Их я почему-то не смог продать.
Жановна меня поправила:
- Не через три часа, а поздно вечером!
- Ну, и дура же ты!
- Чего это я дура?
- Язык километровый, вот чего...