Санкт-Петербургские вечера - страница 55
Граф. Вы совершенно правы. Человек не знает, как ему надлежит поступать, и даже философия это заметила: ведь она обнаружила, что человек сам по себе не умеет молиться и нуждается в некоем божественном наставнике, который научил бы его, о чем ему следует просить.>77> И если порою кажется, что добродетель наделена меньшими, чем порок, способностями к достижению почестей и богатств; если она беспомощна во всякого рода интригах, — тем лучше для нее, даже в земной жизни. Нет более обыкновенной ошибки, чем принимать благословение за немилость. Так не станем же ни в чем завидовать пороку, оставим ему жалкие его успехи, ибо у добродетели есть другие — все, которых только позволено желать. И пусть их будет меньше — праведный человек ни в чем не почувствует недостатка, ибо с ним пребудет покой, душевный покой, — неоценимое сокровище, здоровье духа, очарование жизни; покой, который
способен заменить все, — ему же нет замены! Так по какому же непостижимому ослеплению люди этого не замечают? На одной стороне — сердечный мир и слава, по крайней мере, добрая репутация, неразлучный спутник добродетельной жизни; на другой — угрызения совести, а нередко — бесчестье. Все согласны с этими истинами, тысячи авторов изложили их с полнейшей ясностью — и вот люди снова принимаются рассуждать так, будто совершенно с ними не знакомы! И однако, можно ли удержаться от радостного чувства, глядя на человека, который говорит самому себе перед сном: «Я не напрасно прожил этот день»; который не находит в сердце своем ни одной злобной страсти, ни одного греховного желания; который засыпает, уверенный в том, что сумел сделать добро, и пробуждается с новыми силами, готовый стать еще совершеннее? Отнимите у него, если угодно, все те блага, к которым так страстно и горячо стремятся люди, и сравните его со счастливым и могущественным Тиберием,>(2|) когда тот пишет с острова Капри свое знаменитое письмо римскому сенату,>78>>79>80>81>82 — сделать выбор между ними будет, полагаю, нетрудно. Вокруг злодея вижу я, кажется, весь ад, описанный поэтами, terribiles visu formae:>(22) изнурительную тревогу, болезненную бледность,>7 старость, преждевременную и отвратительную, страх, нужду (дурную советчицу), ложную радость ума, внутреннюю междоусобицу души, черную меланхолию, уснувшую совесть — и смерть. Величайшие поэты истощили все свое искусство в описании угрызений совести, неизбежных и мучительных, однако более других поражает меня Персий,>(23) когда энергичное его перо заставляет звучать «среди ужасов глубокой ночи» голос преступника, встревоженного страшными сновидениями. Совесть влечет злодея на край бездонной пропасти, земля колеблется у него под ногами, он вопиет к самому себе: «Я погиб! Я погиб!» А в довершение картины рядом с истерзанным злодеем поэт изображает безмятежный сон невинности.>8
Кавалер. Честное слово, вы и на гренадера способны нагнать страху. Однако вот вам еще одно противоречие из разряда тех, которые мы только что отметили. Все говорят о счастье, неотделимом от добродетели, все толкуют о страшных муках совести, но, похоже, истины эти — лишь чистая теория, и как только речь заходит о Провидении, о них тотчас же забывают, словно они совершенно ничтожны в практическом смысле. Здесь проявляются разом заблуждение и неблагодарность. Размышляя об этом сейчас, я вижу, насколько это нелепо — сетовать на несчастья, постигающие добродетель. Это ведь то же самое, как если бы мы упрекнули Бога в том, что ему было угодно сделать счастье несчастным.
Граф. Знайте же, г-н кавалер; сам Сенека не сказал бы лучше! В самом деле, Бог дал все тому человеку, коего предохранил или избавил от пороков.>83> Таким образом, утверждение, будто порок в этом мире преуспевает, а невинность несчастна, есть самое настоящее противо-
речие в терминах, — точно так же можно было бы сказать, что бедность богата, а изобилие — нуждается. Но так уж устроен человек; он будет вечно роптать, без конца выискивая доводы против своего Отца. Мало того, что Господь соединил с добродетельной жизнью несказанное блаженство; мало того, что он обещал ей несравненно ббльшую долю в общем разделе благ этого мира, — нет! эти бестолковые головы, из которых рассуждательство изгнало всякий рассудок, все еще недовольны. Их воображаемый праведник должен оставаться невозмущаем никакими тревогами, никаких бед с ним не должно приключиться, он не должен мокнуть под дождем, головня должна почтительно останавливаться у границ его полей, а если случится ему оставить незапертым свой дом, то Господь Бог обязан приставить к его дверям ангела с пылающим мечом — чтобы какой-нибудь удачливый воришка не выкрал золото и драгоценности праведника!