Счастливчики - страница 29

стр.

Он вперил в нее взгляд, не отворачиваясь, не позволяя ей отвернуться. Она не могла припомнить, чтобы он был таким серьезным, таким важным.

— У тебя доброе сердце, — заявил он. — А у многих людей нет. Тебе не стоит желать расстаться со своим добрым сердцем.

— Ты такой монах. Я была слишком измотана. Не обращай внимания.

— В двадцать пять рановато быть измотанной.

— У меня есть на то причины.

Роланд ждал, сидя на подоконнике. Ему не пришлось спрашивать — она не хотела, чтобы он спрашивал. И все же ее одолевало сильное желание раскрыть все.

— Меня бросили, — сдалась Эллисон. — Два дня назад.

Роланд удивленно посмотрел на нее.

— Два дня?

Она пожала плечами.

— Бывает.

— Как долго вы были вместе?

— Шесть лет.

Роланд выглядел удивленным и напуганным.

— Шесть? Это дольше, чем большинство браков.

— Это не было браком.

— Все было несерьезно?

— Все было очень серьезно, — сказала она. — Трудно объяснить. Но, если ты рад меня видеть, то должен быть ему благодарен. Я бы не смогла приехать, если бы он не порвал со мной.

— Что ж, я рад.

Она швырнула в него подушкой.

Он ловко поймал ее и бросил обратно на кровать.

— Я имею в виду, я не рад, что тебя бросили. Это жестоко. Особенно после шести лет. Но определенно рад, что это привело тебя сюда. И ты можешь быть измотанной и огорченной насколько тебе этого хочется.

— Спасибо. Объяснение принимается, — сказала она. — А теперь, извини, живу по времени в Кентукки, что означает, что я уже два часа должна спать.

— Устала?

— Немного.

— Устала-устала или устала от меня? — спросил он.

— Определенно не из-за тебя. Но я устала. И если я продолжу разговор, то буду говорить о вещах, о которых не хочу говорить.

— Тогда спи. Я переночую сегодня в комнате Дикона, раз папы нет. Это та, что через коридор. Если тебе что-нибудь понадобится, стучи.

— Ты тоже.

Они пожелали друг другу спокойной ночи, и Эллисон быстро приняла душ, чтобы избавиться от песка, прежде чем надеть пижаму. Та была хлопковая: белые шорты и кружевной топ, достаточно закрытый, чтобы ходить в нем по дому. Она легла в постель и выключила свет — лампу из молочного стекла с синим плафоном — и попыталась уснуть. В то время как ее тело было истощено разницей во времени и путешествиями, ее разум не отключился. Роланд монах. Доктор Капелло умирает. Кендра и Оливер давно уехали. МакКуин живет своей новой жизнью со своей новой леди и ребенком на подходе. Ее мозг вращался, как колесо рулетки, и независимо от того, на каком номере он приземлился, она проиграла.

Через полчаса она снова включила лампу и подошла к своему чемодану, чтобы найти книгу для чтения. Ни одна из привезенных не подходила для чтения на ночь. Они были чересчур серьезны, слишком учеными. А ей нужно было комфортное чтение. Она вытащила «Излом во времени», которую Роланд отправлял ей, и снова начала ее читать, второй раз за день. Она ненамного продвинулась, целых две страницы, когда услышала легкий стук в дверь.

— Входи? — сказала Эллисон.

— Кое-кто хочет видеть тебя, — сообщил Роланд, открывая дверь. Он тоже был в пижаме. Клетчатые брюки, бесшовная футболка. Он побрился, отсутствие щетины сделало его на пять лет моложе. А в руках у него была кошка кремового цвета.

— Не может быть, — охнула она. — Это Потэйтез О'Брайен?

— Теперь просто Брайен, — сказал Роланд. — Мы решили оставить только Брайен. Я поймал его, когда он прятался за твоей дверью, словно какой-то псих.

Роланд принес кота на кровать и присел с ним.

— Можно мне его погладить? — спросила она. — Или он меня поцарапает?

— Брайен никого не царапает, — заверил Роланд. — Он пацифист. Видишь? — Он поднял лапу Брайена и помахал ею в воздухе, затем снова опустил. — Ты жалок. Будь мужчиной, приятель.

— Он милый, — возразила Эллисон, улыбаясь и поглаживая старого друга, счастливо запустив пальцы в его мех. — Старичок. Сколько ему сейчас?

— Папа подарил его Дикону на его десятый день рождения, я думаю, — ответил Роланд. — Он был котенком, поэтому… около восемнадцати. Но ветеринар говорит, что он здоров.

— Привет, Брайен, — поздоровалась Эллисон. Бедный кот сонно заморгал. — Помнишь меня? Я помню тебя.