Селестина - страница 37

С е л е с т и н а. Молчи, дурень! Ты уж и в лице изме­нился. Видно, в этом деле вкус прельщает тебя больше, чем запах. Пойдем скорее, я и так опоздала, и хозяин твой, на­верно, сходит с ума.

С е м п р о н и о. Он уже давно спятил.

П а р м е н о. Сеньор, сеньор!

К а л и с т о. Что тебе, олух?

П а р м е н о. Вон Селеетина и Семпронио подходят к дому, то и дело останавливаются и что-то чертят на земле. Что бы это значило?

К а л и с т о. О болтун, бездельник! Ты их видишь и еще рассуждаешь, а не бежишь отворить им дверь. О все­вышний! О всемогущий! С чем они пришли? Какие вести принесли? Она так запоздала, что приход ее стал мне же­ланней, чем цель ее трудов. О печальный слух мой! Приго­товься к тому, что ждет тебя, ибо в устах Селестины кроется теперь исцеление или мука моего сердца! О, если бы провести во сне это краткое время до начала и окон­чания ее рассказа! Теперь мне ясно, что смертного приго­вора ожидать тягостнее, нежели смертного часа. О медли­тельный Пармено! Руки-то у тебя неживые, что ли? Сними скорее ненужный засов! Пусть войдет почтенная дуэнья, от чьих слов зависит жизнь моя.

С е л е с т и н а. Слышишь, Семпронио? Иначе запел наш хозяин. Совсем не то говорил он Пармено в первый мой приход. По-моему, все идет к лучшему. Каждое его слово сулит старой Селестине юбку в подарок.

С е м п р о н и о. Только помни: войдя, сделай вид, будто не замечаешь Калисто, и скажи что-нибудь приятное для него.

С е л е с т и н а. Молчи, Семпронио! Хоть я и рисковала жизнью, Калисто заслуживает большего, и я жду от него немалых милостей!

Содержание действия шестого

Когда Селестина является к Калисто, он приветливо и горячо расспрашивает ее о том, что произошло между нею и его возлюбленной. Во время их разговора Пармено, слушая речи Селестины, вставляет различные за­мечания, обращаясь к Семпронио, а тот бранит его за болтливость. Закончив свои рассказ, старуха передает Калисто шнурок Мелибеи и, простившись, отправляется домой, а с нею вместе и Пармено.

Калисто, Селестина, Пармено. Семпронио.

К а л и с т о. Что скажешь, сеньора и мать моя?

С е л е с т и н а. О сеньор мой Калисто, ты здесь? О юный обожатель прекрасной Мелибеи, как я тебя пони­маю! Чем заплатишь ты старухе, которая сегодня поста­вила жизнь на карту, чтобы услужить тебе? Сносила ли женщина когда-нибудь такую ужасную обиду? Лишь при­помню — кровь холодеет и застывает в жилах! Меньше дала бы я тогда за свою жизнь, чем теперь за этот изно­шенный, старый плащ!

П а р м е н о. Каждому свое! Кто про капусту, а кто про латук! На одну ступеньку ты уже влезла, посмотрим — как подберешься к платью. Все небось для одной себя просишь, ничего такого, чем можно поделиться. Старухе, видно, не терпится поправить свои дела. Она надует и меня, честного, и хозяина моего полоумного. Следи за ее словами, Семпронио, — вот увидишь, денег она не попросит: ведь деньги- то пришлось бы делить.

С е м п р о н и о. Молчи, отчаянная голова! Калисто убьет тебя, если услышит.

К а л и с т о. Матушка, говори скорее или возьми эту шпагу и убей меня.

П а р м е н о. Дрожит, дьявол, будто ртутью отравлен; на ногах не стоит, так бы и дал ей взаймы свой язык, чтобы поскорее отвечала; в нем и жизни-то почти не оста­лось; как бы эта любовная история не кончилась для нас трауром!

С е л е с т и н а. Шпагу, сеньор? Вот еще! Да чтоб от лихой шпаги погибнуть твоим недругам и всем, кто тебе зла желает. А я хочу подарить тебе жизнь и добрую на­дежду от имени той, кого ты так любишь.

К а л и с т о. Добрую надежду, сеньора Селестина?

С е л е с т и н а. Ее можно назвать доброй, раз двери открыты для моего возвращения, и скорее там примут мена в моем изодранном платье, чем кого другого в шелках и парче.

П а р м е н о. Семпронио, заткни мне рот, я этого не вы­несу! Вставила все-таки про платье!

С е м п р о н и о. Замолчи ты, бога ради, или я тебя вы­брошу отсюда к черту. Она выпрашивает себе платье — и правильно делает, раз ей носить нечего; не пропоет поп обедни — не оденется!

П а р м е н о. Зато оденется так, как пропоет. А эта старая шлюха хочет за один день так разжиться, как ей за все пятьдесят лет не удалось.