Семья Тибо. Том 1 - страница 12
Господин Тибо скользнул по аббату тревожным взглядом.
— Вот факты, сударь. Изложим их в строгом порядке. Дело происходило в минувший четверг… — Он на секунду задумался, потом продолжал почти радостно: — Нет, прошу прощенья, это произошло позавчера, в пятницу, да-да, в пятницу утром, во время уроков. Незадолго до двенадцати мы вошли в класс — вошли стремительно, как привыкли делать это всегда… — Он подмигнул Антуану. — Осторожно нажимаем на ручку, так что дверь и не скрипнет, и быстрым движением отворяем её. Итак, мы входим и сразу же видим нашего друга Жако, ибо мы предусмотрительно посадили его прямо напротив дверей. Мы направляемся к нему, приподнимаем словарь. Попался, голубчик! Мы хватаем подозрительную книжонку. Это роман, перевод с итальянского, имя автора мы забыли, — «Девы скал»{2}.
— Этого ещё не хватало! — воскликнул г‑н Тибо.
— Судя по его смущённому виду, мальчик скрывает ещё кое-что, глаз у нас на это намётан. Приближается время завтрака. Звонок; мы просим надзирателя отвести учеников в столовую и, оставшись одни, открываем парту Жака. Ещё две книжки: «Исповедь» Жан-Жака Руссо и, что гораздо более непристойно, прошу извинить меня, сударь, гнусный роман Золя — «Проступок аббата Муре»…
— Ах, негодяй!
— Только закрыли мы крышку парты, как нам в голову приходит мысль пошарить за стопкой учебников. И там мы обнаруживаем тетрадку в сером клеёнчатом переплёте, которая на первый взгляд, должны вам признаться, выглядит вполне безобидно. Раскрываем её, просматриваем первые страницы… — Аббат взглянул на своих гостей; его живые глаза смотрели жёстко и непреклонно. — Всё становится ясным. Мы тут же прячем нашу добычу и в течение большой перемены спокойно обследуем её. Книги, тщательным образом переплетённые, имеют на задней стороне переплёта, внизу, инициал: Ф. Что касается главного вещественного доказательства, серой тетради, она оказалась своего рода сборником писем; два почерка, совершенно различных, — почерк Жака и его подпись: «Ж.» — и другой, нам незнакомый, и подпись: «Д.» — Он сделал паузу и понизил голос: — Тон и содержание писем, увы, не оставляли сомнений относительно характера этой дружбы. Настолько, сударь, что поначалу мы приняли этот твёрдый и удлинённый почерк за девичий или, говоря вернее, за женский… Но потом, исследовав текст, мы поняли, что незнакомый почерк принадлежит товарищу Жака, — о нет, хвала господу, не из нашего заведения, а какому-нибудь мальчишке, с которым Жак наверняка познакомился в лицее. Дабы окончательно в этом убедиться, мы в тот же день посетили инспектора лицея, достойного господина Кийяра, — аббат обернулся к Антуану, — он человек безупречный и обладает печальным опытом работы в интернатах. Виновный был опознан мгновенно. Мальчик, который подписывался инициалом «Д», это ученик третьего класса{3}, товарищ Жака, по фамилии Фонтанен, Даниэль де Фонтанен.
— Фонтанен! Совершенно верно! — воскликнул Антуан. — Помнишь, отец, их семья живёт летом в Мезон-Лаффите, у самого леса. Конечно, конечно, в эту зиму, возвращаясь вечерами домой, я много раз заставал Жака за чтением стихов, которые давал ему этот Фонтанен.
— Как? Чтение чужих книг? И ты не поставил меня в известность?
— Я не видел в этом ничего опасного, — возразил Антуан, глядя на аббата так, будто собирался с ним спорить; и вдруг его задумчивое лицо озарилось на миг молодой улыбкой. — Это был Виктор Гюго, Ламартин, — объяснил он. — Я отбирал у него лампу, чтобы заставить спать.
Аббат поджал губы.
— Но что ещё важнее: этот Фонтанен — протестант, — сказал он, решив взять реванш.
— Ну вот, так я и знал! — удручённо воскликнул г‑н Тибо.
— Впрочем, довольно хороший ученик, — поспешно заверил аббат, выказывая свою беспристрастность. — Господин Кийяр сказал нам: «Это взрослый мальчик, который всегда казался серьёзным; здорово же он всех обманул! Его мать тоже держится вполне достойно».
— Ах, мать… — перебил г‑н Тибо. — Совершенно невозможные люди, несмотря на весь их достойный вид!
— К тому же хорошо известно, — ввернул аббат, — что кроется за суровостью протестантов!