Семья Тибо. Том 1 - страница 23

А голос Ноэми доносился до неё бурными всплесками:

— Но теперь довольно, довольно! Он может вернуться, может приползти на коленях, я даже не взгляну на него! Я его ненавижу, презираю! Сотни раз я ловила его на лжи, он лгал без малейшего смысла, лгал ради игры, ради удовольствия, по привычке! Стоит ему только рот открыть — и он уже врёт! Это враль!

— Ты несправедлива, Ноэми!

Молодая женщина одним прыжком вскочила с дивана.

— И ты его защищаешь? Ты?

Но г‑жа де Фонтанен взяла себя в руки; она сказала уже совсем другим тоном:

— У тебя нет адреса этой?..

Секунду подумав, Ноэми сообщнически склонилась к ней:

— Нет, но консьержка иногда…

Тереза жестом прервала её и пошла к дверям. Молодая женщина из приличия уткнулась в подушки и сделала вид, что не замечает её ухода.

В передней, когда г‑жа де Фонтанен уже приподымала портьеру у входной двери, её обхватили руки Николь. Лицо девочки было мокрым от слёз. Тереза не успела ничего сказать. Девочка порывисто обняла её и убежала.

Консьержке очень хотелось посудачить.

— Я отправляю ей на родину приходящие на её имя письма, это в Бретани, Перро-Гирек; а родители, наверно, пересылают почту ей. Если это вас интересует… — добавила она, раскрывая засаленный список жильцов.

Прежде чем вернуться домой, г‑жа де Фонтанен зашла на почту, взяла телеграфный бланк и написала:

Потом она написала открытку:

На третий день, в среду, в шесть часов вечера на улицу Обсерватории явился длинный нескладный человек неопределённого возраста и ужасающей худобы.

— Вряд ли барыня принимает, — ответил консьерж. — Наверху доктора. Маленькая барышня при смерти.

Пастор поднялся по лестнице. Дверь в квартиру была открыта. В прихожей висело несколько мужских пальто. Выбежала сиделка.

— Я пастор Грегори. Что случилось? С Женни плохо?

Сиделка посмотрела на него.

— Она при смерти, — шепнула она и скрылась.

Он содрогнулся, будто от пощёчины. Ему показалось, что вокруг внезапно не стало воздуха, он задыхался. Войдя в гостиную, он отворил оба окна.

Прошло десять минут. По коридору кто-то бегал взад и вперёд, хлопали двери. Послышался голос, показалась г‑жа де Фонтанен, за ней следом двое пожилых мужчин в чёрных костюмах. Увидев Грегори, она кинулась к нему:

— Джеймс! Наконец-то! О, не оставляйте меня, мой друг!

Он пробормотал:

— Я только сегодня вернулся из Лондона.

Оставив двоих консультантов совещаться, она потащила его за собой. В прихожей Антуан, без сюртука, чистил щёткой ногти в тазу, который держала перед ним сиделка. Г‑жа де Фонтанен схватила пастора за руки. Она была неузнаваема: щёки побелели, губы дрожали.

— Ах, останьтесь со мной, Джеймс, не бросайте меня одну! Женни…

Из глубины квартиры послышались стоны; не договорив, она убежала в комнату дочери.

Пастор подошёл к Антуану; он молчал, но в его тревожных глазах застыл вопрос. Антуан покачал головой.

— Она при смерти.

— О! Зачем так говорить! — сказал Грегори тоном упрёка.

— Ме-нин-гит, — проскандировал Антуан, поднимая руку ко лбу. — «Странный малый», — добавил он про себя.

Лицо у Грегори было жёлтое и угловатое; чёрные пряди тусклых, будто мёртвых волос топорщились вокруг совершенно вертикального лба. По обе стороны носа, длинного, вислого и багрового, сверкали из-под бровей глубоко посаженные глаза; очень чёрные, почти без белков, постоянно влажные и удивительно подвижные, они словно фосфоресцировали; такие глаза, суровые и томные, бывают иногда у обезьян. Ещё более странной была нижняя часть лица: немая ухмылка, гримаса, не выражавшая ни одного из обычных человеческих чувств, дёргала во все стороны подбородок, безволосый, туго обтянутый пергаментно-жёлтой кожей.