Семья Тибо. Том 1 - страница 28
Не могу выразить, какие чувства я испытал, получив твоё письмо. Ты был мне другом, и ты им стал теперь ещё больше. Ты сделался поистине половиною меня самого! И я способствовал формированию твоей души точно так же, как ты способствовал формированию моей. Господи, пишу эти строки — и чувствую, как это удивительно верно! Я живу! И всё живёт во мне — тело, дух, сердце, воображение, — живёт благодаря твоей привязанности, в которой я не усомнюсь никогда, о мой истинный и единственный друг!
Д.
Ещё одно письмо Жака:
O dilectissime![13]
Как можешь ты быть то весёлым, то грустным? А меня даже в минуты самого бесшабашного веселья вдруг одолевает какое-нибудь горькое воспоминание. Нет, я чувствую, никогда мне больше не быть легкомысленным и весёлым! Предо мною всегда, как привидение, будет маячить мой недостижимый Идеал!
Ах, как мне бывает порою понятен экстаз тех бледных монахинь с безжизненными лицами, которые проводят всю свою жизнь вдали от этого слишком реального мира! Иметь крылья — и лишь для того, чтобы разбить их — увы! — о решётки темницы! Я одинок во враждебном мне мире, мой горячо любимый отец не понимает меня. Я ведь ещё не стар, но сколько уже у меня за плечами увядших цветов, сколько утренних рос, что стали дождями, сколько неутолённых сладострастных желаний, сколько горьких утрат!..
Прости, любовь моя, что я так мрачен сейчас. Вне сомненья, я пребываю в процессе формирования: мой разум кипит, да и сердце тоже (и даже ещё сильнее, если это вообще возможно). Сохраним же связующие нас узы! С тобою вдвоём мы избегнем подводных рифов — и водоворотов, именуемых наслаждением.
Всё увяло в моих руках, но осталось одно: жажда принадлежать тебе, о избранник моего сердца!!!
Ж.
P. S. Спешу закончить это послание, так как сейчас меня вызовут отвечать, а я ещё ни слова не знаю. Чёрт побери!
О, моя любовь. Если бы у меня не было тебя, я наверно бы покончил с собой!
Ж.
Даниэль тотчас же ответил:
Ты страдаешь, мой друг?
Как можешь ты, такой юный, о дорогой мой друг, — как можешь ты, такой юный, проклинать жизнь? Это кощунство! Ты говоришь, что твоя душа прикована к земле? Трудись! Надейся! Люби! Читай!
Как мне утешить тебя в скорби, терзающей твоё сердце? Чем излечить эти вопли отчаянья? Нет, мой друг, Идеал не противоречит человеческой природе. Нет, он — не только мечта, порождение поэтической грёзы! Идеал для меня (это трудно объяснить), для меня это значит — придать величие самым скромным мирским делам, сделать великим всё, что ты делаешь, полностью развить все божественные способности, которые вложил в нас Создатель. Ты понимаешь меня? Вот он, Идеал, который живёт в глубине моего сердца.
Наконец, если ты веришь другу, который не покинет тебя до конца дней своих и который многое пережил, ибо много мечтал и много страдал, если ты веришь своему другу, который всегда желал тебе только счастья, — ты должен твердить себе самому, что ты живёшь не для тех, кто не способен тебя понять, не для внешнего мира, который презирает тебя, бедное ты дитя, но для кого-то (для меня), кто непрестанно думает о тебе и непрестанно чувствует то же самое, что чувствуешь ты!
Ах, пусть нежность нашей счастливой связи будет бальзамом для твоей раны, о друг мой!
Д.
Жак незамедлительно нацарапал на полях:
Прости, милая моя любовь! В этом повинен мой порывистый, пылкий, причудливый характер! Я бросаюсь от самого мрачного отчаянья к самым смехотворным надеждам; то я в глубоком трюме, а через минуту парю в облаках!! О, неужели я никогда не смогу любить с постоянством что-то одно (разумеется, кроме тебя!!) (и моего ИСКУССТВА!!!)? Такова, видимо, моя судьба! Прими же моё признанье!
Я обожаю тебя за твоё великодушие, за душевную чуткость, за ту серьёзность, которую ты вкладываешь во все свои мысли и дела и во всё, вплоть до порывов любви. Твои нежные чувства, твоё смятение — всё это я ощущаю одновременно с тобой! Возблагодарим же Провидение за то, что мы полюбили друг друга, за то, что наши сердца, истерзанные одиночеством, сумели слиться в столь тесном объятии!