Семья Тибо. Том 1 - страница 29

Не покидай меня!

И будем с тобою помнить всегда, что друг в друге для нас заключён страстный предмет

Ж.

Понедельник, 7 апреля.

Мой друг!

Завтра мне исполнится четырнадцать лет. В прошлом году я шептал: „Четырнадцать лет…“ — для меня это было недостижимой мечтой. Время идёт, и мы увядаем. Но, по существу, ничего не меняется. Мы вечно всё те же. Ничто не меняется, если не считать того, что я чувствую себя разочарованным и постаревшим.

Вчера вечером, ложась спать, я взял томик Мюссе. Когда я читал его в последний раз, с первых же стихов меня охватила дрожь, и даже слёзы лились из глаз. Вчера, в продолжение долгих часов бессонницы, я пытался настроить себя на тот же лад, но безуспешно. Я находил лишь взвешенные, гармоничные фразы… О, кощунство! Наконец поэтическое чувство во мне проснулось, проснулось вместе с потоком целительных слёз, и я наконец ощутил трепет.

О, лишь бы сердце моё не зачерствело! Я боюсь, что жизнь ожесточит мне сердце и чувства. Я старею. Возвышенные мысли о Боге, Духе, Любви уже не бьются, как прежде, в моей груди, и временами меня точит червь Сомнения. Увы! Почему мы не можем жить всеми силами своих чувств вместо того, чтобы рассуждать? Мы чересчур много думаем! Я завидую полнокровной юности, которая стремглав летит навстречу опасности, — без оглядки, не рассуждая! Я хотел бы найти в себе силы, закрыв глаза, посвятить себя высшей Идее, идеальной, незапятнанной Женщине, — а не замыкаться навечно в самом себе! Ах, как они ужасны, эти бесплодные порывы!..

Ты хвалишь меня за серьёзность. Но ведь это моя беда, тяготеющее надо мною проклятие! Я не пчела, которая, собирая мёд, трудолюбиво перелетает с цветка на цветок. Я — точно чёрный скарабей, который заберётся в одну-единственную розу и живёт в ней, пока она не сомкнёт над ним своих лепестков, и тогда, задушенный этим последним объятием, он умирает в плену у своей избранницы.

Столь же верна и неизменна моя привязанность к тебе, о мой друг! Ты — нежная роза, которая раскрылась для меня на этой унылой земле. Схорони же мою чёрную скорбь в затаённых глубинах своего дружеского сердца!

Д.

P. S. Во время пасхальных каникул ты можешь спокойно писать мне на домашний адрес. Моя мать уважает тайну моей переписки. (Но всё равно надо быть осторожным!)

Я прочёл «Разгром» Золя, могу тебе его дать. До сих пор не приду в себя от волнения. Это произведение прекрасно, оно могуче и глубоко. Начал читать «Вертера». Ах, мой друг, вот наконец всем книгам книга! Я взял также «Она и он» Жип{10}, но сперва прочитаю всё же «Вертера».

Д.

К четырнадцатилетию моего друга.

Есть во вселенной человек, который днём страдает от несказанных мук, а ночью не может уснуть; который ощущает в сердце своём ужасающую пустоту, и сладострастие не в силах заполнить её; в его голове клокочут великие дарования; в разгар утех, среди весёлых гостей, он чувствует вдруг, как одиночество осеняет его сердце мрачным своим крылом; есть во вселенной человек, который ни на что не надеется, ничего не страшится, ненавидит жизнь и не в состоянии с нею расстаться; человек этот — ТОТ, КТО НЕ ВЕРИТ В БОГА!!!

P. S.. Сохрани это письмо. Ты перечтёшь его, когда снова начнёт терзать тебя тоска и тщетно будешь ты стенать во мраке.

Ж.

Я закончил стихотворение, в жанре моего «Гармодия и Аристогитона»{11}; начинается оно, по-моему, здорово:

И так далее. А вот последние строки: