Сень горькой звезды. Часть первая - страница 4

Впрочем, если говорить о хлебе, то его на столе не было уже шестой день. Доставляли его из поселка по зимнику. Весенняя распутица и ледоход на время отрезали буровую от остального мира, и, как ни экономили каждый кусок хлеба, он все же кончился. Из остатков муки и толченой вермишели Пипкин выпекал неплохие оладьи, но когда и этот резерв иссяк, ребята погрустнели. Конечно, перловку есть без хлеба даже способнее, однако с тех пор как протока очистилась, все стали поглядывать в ее сторону в ожидании катера, зимовавшего в поселке. Где пропал, бродяга? Пора бы уже прибыть.

– Щучина не приедается, поскольку постная, – убеждал застолье кандей, – рыбаки ее всегда без хлеба едят...

Мог бы и не убеждать. Дюжина челюстей и без того усердно работала, пока не опустели и кастрюля, и миска, и сковородка. И вот тогда, разомлевшие от тепла и обильной еды и даже захмелевшие от бузы и крепкого чая, неугомонные парни стали придуривать за столом и докучать своему кормильцу беззлобными подковырками, с какими в мужских компаниях нередко пристают к личностям популярным.

Главной темой затрапезной ежевечерней травли был, конечно, не кандей – хотя с него начинались и им кончались все разговоры, – а нефть, которую здесь напророчили сейсмики. Причем нефть как химическое сырье никого не интересовала: людьми владело все возрастающее с каждым метром проходки возбужденное ожидание весьма вероятной удачи, общего артельного фарта и, разумеется, последующих, уже сугубо индивидуальных благ для каждого. Поднимаемые керны пахли нефтью, премией, отпусками. Росла уверенность: непременно быть фонтану. Вот уж тогда... Большая Земля манила молодежными кафе с загорелыми девушками, горячими пляжами у теплых морей, душистыми дынями, мороженым и шампанским и множеством прочих благ цивилизации, которых лишены изыскатели в поле.

В этих мечтаниях не принимал участия один Пипкин. Казалось, он не радовался, а побаивался предстоящего конца работы. Именно поэтому каждый считал своим долгом как-нибудь зацепить и подначить этого славного дядьку.

Вот и сегодня, едва Ибрагимыч поднялся, чтобы на сон грядущий еще разок проверить буровую, конопатый Петька Рябов, по кличке Рябок, баламут и непоседа, привязался к Ивану:

– Сознайся, кандей, ты, наверно, большую казну скопил за те годы, что по северам ошиваешься. Семьи нет, алиментов тоже – куда тебе капитал девать? Поделись по-братски, я тебе помогу потратить.

– Уж ты потратишь, держи карман шире, – прервал Рябка помбур Алешка Зевакин. – У тебя, крохобора, одно на уме: сколько нарубили да сколько получили. Будто у него семеро по лавкам и все жрать просят. Не слушай его, Федорыч, лучше сознайся честно, есть у тебя на Земле бабулька и домик с голубыми ставнями? Мужик ты не старый, хозяйственный, при деньгах. Такие на дороге не валяются. Добром сознаешься – тебе за это ничего не будет, разве что на свадьбу всей бригадой нагрянем. Не бойся, внакладе не останешься: геологи на подарки не скупятся...

Видя, как в предвкушении очередного розыгрыша заухмылялась братва, Рябок приосанился, как петух в окружении хохлаток, и, чтобы не потерять внимания компании, приготовился и дальше молоть чепуху, но его неожиданно прервал Иван, на этот раз шутливого тона принять не желавший. Кандей даже с лица сменился, чисто учитель, что приготовился прочесть проказнику обязательную и нудную нотацию. С прокопченной своей кружкой подсел он к столу под лампочку и, отхлебывая густой, как деготь, чай мелкими глотками, заметил серьезно и жестко:

– Значит, ты, Рябок, о большой деньге мечтаешь? Легкого богатства ищешь? Зря ты тогда к нам затесался. Жадность фраера погубит – так блатные говорят. Раз ты так хочешь, могу своим богатством поделиться, может, и тебе сгодится. Только история моя длинная. Будешь слушать?

– А что нам делать? – подал голос цыганистый тракторист Микеша. – Раз начал, то рассказывай.

– Ладно, слушайте. Вот Рябок, да и ты, Микеша, считаете, что на Север все лишь за длинным рублем стремятся – конечно, есть и такие, все больше их год от года. Другие испокон веку здесь селятся – эти из тех, что за волей да за землей в Сибирь пришли сами, по доброй воле. Однако большинство сюда неволей доставлены, да так и прижились навсегда. Иной хотел бы на Землю вырваться, а уж поздно: некуда и не к кому. Вот и я из числа заложников Севера...