Серебро - страница 19

стр.

Я зашла, села на заднем ряду. Ко мне тут же вынырнул откуда-то Хосе и быстро изложил свежие сплетни. Ну, как обычно, два конкурирующих декламатора не могут решить, в каком порядке они будут выступать, и тиранят бедного Винсенте. В первых рядах зашумели.

Движуха, культура, красота. Не подрались бы. Но притихло. Вышел тот декламатор, что постарше — инженер, высокий мужчина, костистый, с линкольновской бородкой и принялся читать что-то такое современное, обращаясь приемущественно в левый угол зала, где сидела его всегда смущенная и восхищенная супруга. Ну, такие вот у людей закидоны. Кто-то серенады поет, а этот вот так. Молодец мужик, уважаю. Красивое что-то читал. Голос поставлен, слушать приятно. Народ говорит, на стройках своих он так орет, что лошади приседают. А тут — ничего, без резких нот. Притихло. Инженер сошел с помоста и уселся рядом с женой. Хорошо бы Винсенте догадался воткнуть кого-нибудь между этими двум конкурентами, второй был торговец говяжьми шкурами, я надеялась под культурное участие стряхнуть с него помощь для медицинского училища, так что портить отношения не следовало.

На помост поднялся метис. Публика примолкла. Метис спрятал руки за спиной, откашлялся и ровным, не слишком громким голосом принялся читать. Я хмыкнула, полезла в сумку, достать носовой платок, и вдруг зависла.

Что, что он сказал?

Так же нельзя сказать по испански.

Или можно?

Что, блин, он сказал?…

Сумка упала на пол. Я поняла, что встала и слушаю стоя. Все равно, черт возьми, слышно не всё.

Вот это да, парень.

Вот это да.



Чистописание

Это было всего одно стихотворение, хотя довольно длинное. Он замолчал, постоял, слепо глядя куда-то вверх. Повисла полная тишина. Тут я сообразила, что сейчас будет, повернулась к Хосе и тихо прошипела, — найди мне карандаш! Бегом! — Хосе кивнул, кинулся с топотом, публика вздрогнула, человек на сцене отморозился, оглядел всех, как будто не понимая, как сюда попал, коротко поклонился и пошел вниз. Я подняла сумку и кинулась к дверям, шаря в сумке свободной рукой. Есть!

Метис почти наскочил на меня — он шагал быстро и почти зажмурившись.

— Сеньора?

— Извините, пожалуйста, — сварливо сказала я, — но вы читали не очень громко.

— Э?

— Я половины не расслышала. Будьте любезны, сеньор… — я выудила книжку, которую брала с собой, открыла в конце нее «страницы для записей», — сеньор, будьте, прошу вас, любезны, записать то, что вы сейчас читали…

— Записать?

— Ну да, — сказала я таким голосом, как будто все это было очевидно. Известный факт — кто первый халат надел, тот в нашей палате и доктор. Откуда парню знать, требуется или не требуется все записывать.

Он посмотрел на книжку и кивнул. Я сделала полшага назад, под руку толкнулся Хосе, протягивая грифельный карандаш. У инженера, похоже, взял — Винсенте, романтический дурачок, пишет перьями.

— Вам как удобнее, сеньор, записать самому или продиктовать?

— Я грамотный, — злобно прошипел он.


Ах ты ж нацменьшинство. Грамотный он.

— Не было предположения, что дело обстоит иначе, — процедила я и с силой сунула книжку и карандаш ему в руки, — отойдемте в сторону, тут люди ходят.

На сцену уже забрался скотопромышленник и разминал плечи. Декламировать он любил всем собой, размахивая руками и подскакивая, публике чрезвычайно нравилось.

Метис прислонился к стене и царапал в книжке. Порядок. Я хотела подойти и заглянуть через край страницы, но Архента уперлась.

Не приближайся к нему.

Да? Что такое?

Он страшный.

Я с недоумением осмотрела метиса. Ну, долговязый, костлявый мужик. Бедненько, но чисто одетый, даже в общем вполне по-городскому. С длинными волосами многие ходят. Лицо как лицо. Ладно, потом.

Скотопромышленник четвертый раз подряд декламировал из «Саламейского алькальда», неспешно двигаясь по сюжету, и при прочих равных должен был уже на следующий раз закончить. Текст благоприятствовал сценическому исполнению, и декламатор рычал за капитана, басил и хрипел за благородных крестьян, пищал за прекрасную Исавель, в общем публика отдышалась после вторжения неведомой хтони и начала расслабляться.

Метис посмотрел на меня, приподнял книгу — типа, все, отработал. Протянул мне ее вместе с карандашом, но я строго рявкнула, — подождите!