Серебро - страница 20

Он затормозил, едва не задымив подошвами.

— Что еще?

— Сейчас.

Еще какой там почерк, разберу ли. А нет, ничего, читать можно. Ну, ха, так и есть.

— Вы забыли подписаться. Или это не ваше стихотворение?

— Моё. Действительно. Извините.

Взял, подписал, без лишней размашистости двигая кончиком карандаша. А то иные подписываются, как вензель рисуют, и поди пойми потом, там Фабрицио-Энрике или Лусия-Маргарита.

— Спасибо, сеньор, — сказала я, — забрала книжку и карандаш и благосклонно улыбнулась, хотя Архента тихо пискнула.

Не надо улыбаться! Ну как не надо, хороший поэт — штука редкая.

— Сеньор, вы же придете еще? У вас есть еще стихи?

Он шагнул назад и заморгал.

— Еще?.. Сюда?… и вдруг беспомощно улыбнулся, — хотя да. Приду. Стихи есть.

Я кивнула. Метис ушел. Я вернулась на свое место, помахала в воздухе карандашом. Надо, чтобы Хосе вернул его хозяину. После скотопромышленника выходили читать брат и сестра, дети начальника железнодорожной станции. С одной стороны, девица на сцене — это был сущий эль шкандаль, но с братом вроде и почему бы нет, да я еще и подсказала им, как выбирать репертуар, и они шпарили то диалог леди Макбет с мужем, то спор Лауренсии с отцом из «Фуэнте овехуна», в общем, избегали всякого намека на эротику. Девчонку пёрло от выступлений так, что пол дрожал, ну и брат старался не отставать. Даже жаль было, что их некуда дальше продвинуть, но, с другой стороны, нам же и лучше.

Под конец — можно было бы сказать под занавес, но у нас никакого занавеса же и не было — вышел местный поэт, прочел новенького о благочестии, ему жиденько похлопали и разошлись. Я подошла похвалить Винсенте за то, что он сообразил впихнуть залетного метиса между двумя спорщиками, и обнаружила, что мальчик чуть не плачет.

— Ну почему?

— Что, Винсенте?

— Ну почему так… так делать словами нельзя научиться? Это же… — Он густо, малиново покраснел и замолчал.

Ха, мальчик. Ты хотел сказать, что испанский язык только что, на твоих глазах, обкончался под каким-то оборванцем, а ты и вполовину так не сможешь — но сообразил, что пытаешься это сказать даме?

— Совсем так — нельзя. Но улучшить то, что имеешь — можно.

— А кому-то… Кому-то дается сразу!

Эх, дружок. А кому-то сразу задаром даются персиковые щечки и шоколадные локоны до лопаток. Никто не ценит того, что имеет.

— Это правда. Жизнь — боль.

Винтенте вскинул пушистые ресницы.

— Это чей афоризм?

Твою ж мать. Эээ.

— Будды Шакьямуни.

Винсенте полез в свою записную книжку.

— Как-как?

Я мысленно возвела очи горе, но продиктовала, приблизительно. Архента понятия не имела, как это пишется по-испански, а мне-то откуда знать?

— Но это не точно, может и иначе пишется. Поищи в энциклопедии или истории Азии, что найдешь. Будда — то точно, а Шакьямуни, может и иначе.

— А вы это в английских источниках видели?

Блин. Архента, ты знаешь английский?

Немножко. Французский лучше.

— Нет, во французских.

— А, ну, с их правописанием все что угодно может быть, — понял Винсенте, поставил вопросительный знак, закрыл книжечку.

Я заторопилась домой. С мороза проголодалась — спросила у Пепы поесть, пока сидели хохотали на кухне, уже стемнело окончательно. Со свечой в руке, закутавшись в шерстяной платок, я вышла на свой любимый балкон, по ногам продернуло холодом. Над домом напротив мерцали ледяные звездочки. Небо густое, синева, как над Екатеринбургом рождественским вечером. Я поняла, что катаю на языке обрывок этого чертова индейского заклинания.

Вот же нелегкая! Ну, будем надеяться, что остальное у него не такое… торкающее.

В кабинете села за стол, зажгла от свечи лампу, вытащила книжку на стол, достала бумагу, перья. Перепишу, чтобы завтра показать дяде. Это так оставлять нельзя.

Открыла.

Прочитала.

Еще раз прочитала.

Стопэ, надо писать. Переписывать стихи — вообще-то прикольная практика, я как-то в юности переписала от руки «Балладу о неизвестном солдате…»

Это о чем?

О первой мировой войне.

О… О Первой?

Ох, дружок. Да. О первой.

Она положила перо и вцепилась двумя руками в край стола.

Мне и так страшно писать это. А тут еще и… А когда?

Лет через пятнадцать. Но Аргентину не заденет почти. это в Европе будет.