Серебро - страница 39

— У меня в сестре младенец застрял, — неловко сказала Мария, — два года назад. Два дня маялась, прежде чем умерла.

— А я о чем. Так вот. Голова младенца, это примерно как этот мячик. Проверяй, пройдет ли.

У Марии прошло. У Санчи нет.

— Хвали бога, Санча, что ты скинула.

Санча стояла, открыв рот и прикладывала к животу мячик.

— У меня проходит, — похвастался Хосе.

— В следующий раз сам и рожай.

— Ну сеньора!!

— Короче. Если у девчонки мяч не проходит, то с ней любиться — это считай ее убить с гарантией. Когда нормальная миска внутри вырастет, чтоб небольшая дынька проходила, тогда начинайте. До тех пор вся любовь в ладошку. Еще вопросы?

Вопросов не было. Дети вымелись.

Я вздохнула и пошла к Пепе. Пепа грустила и жаловалась, что плохо держат ноги, а перед глазами бывает мухи летают. Я велела ей больше гонять девчонок и чертова гимназиста, а то что-то много у них времени свободного, а самой больше сидеть, и не с кофе, а с арониевым компотом. Арония та — ну вылитая наша черноплодка, ну и я надеялась, что Пепе от нее станет полегче, явно же у старушки давление.

Так что жизнь наша утряслась, из Буэнос-Айреса мне писали в общем тоже достаточно спокойные вещи. Молодая жена Эухенио, судя по всему, обожала, так что сильно не изводила, и он даже выказывал осторожный оптимизм. Дела у отца с вливанием дополнительных денег стали менее шатки, в общем, можно выдыхать? Дульсинея приходила спать рядом с моей подушкой и громко урчала.

И тут приехал Аррэтхе.

Нет, серьезно, в последнем письме Камилла писала, что он еще в Мексике, там печатают еще один тираж первой книжки и готовят вторую, а на потом он получил приглашения выступать в ее родном Сан-Паулу и даже в Рио, и в общем, мужчина ангажирован на год вперед. Между камиллиными строчками отчетливо читалось «попустись там, детка». И вот нате, постучался в дверь, Мария его впустила, вошел в гостиную, стоит.

Нарисовался, хрен сотрешь.

О, Архента, ты ли это?

Ну ты же меня и научила, что ирония — иногда единственный способ сохранить себя в здравом уме.

А… А мне нравится ход твоих мыслей.

Стоит. Смотрит исподлобья. Улыбается.

— Сеньор Аррэтхе, чем обязана в столь поздний час?

— Да, дело к вечеру, — он оглянулся на окно, нахмурился, — поезд задержался по дороге. Я буквально на пять минут, потом сразу уеду к своим.

— Надеюсь, у вас все в порядке? — сказала я самым светским тоном.

— Более чем. Сеньора Архента, мы же оба с вами понимаем, что это полностью ваша заслуга, что меня… то есть мои стихи, вообще кто-то заметил?

— Нет, я не готова к такой ответственности, — увернулась я.

Он притормозил.

— Вот как вы к этому подходите?

— А вы сами не видите? У вас одних эпигонов, так судя по газетам, уже два десятка. А что будет дальше? Я не рискну загадывать, но камень катится с горы, сеньор, и неизвестно, чем все это станет в итоге. Нет-нет, не надо меня впутывать.

Он нахмурился и замолчал.

Я тоже молчала. А чего. Человеку надо подумать, кто я такая, чтобы мешать.

— Какой-то глупый спор получился, — вы не находите? — вдруг улыбнулся он, — впрочем, наверняка же вы меня в него втянули совершенно сознательно. Нет-нет. Я просто написал стихотворение и хотел бы вам его прочесть. Всё. Больше ничего.

Насколько это рискованно?

ОЧЕНЬ рискованно, детка.

Но я хочу послушать.

Послушать-то я и хочу, что он такое написал, что приперся через пол-континента это озвучить. Ну, допустим, даже если правда ехал к родне, а к тебе за компанию. В чем я, правда, сомневаюсь.

Как будто можно открыть дверь и попасть в страшное приключение — а можно просто пройти мимо, да?

Приключение будет страшное, признала я и почувствовала, как падает сердце. Огромное, опасное, невероятное приключение. История, которую будут рассказывать другие люди на других континентах своим детям.

Тебя больше соблазняет история, чем мужчина.

Как будто тебя нет.

Она молчит, но я чувствую, как густо мы ней краснеем. Нееет, мужчина ей все-таки интересен больше.

— Да, я согласна послушать, — ломким голосом говорит Архента и набирает в грудь воздуха.

О, он не оплошал. Металл рождался в холодных горах, тек по равнине на спинах усталых людей и животных, клубился в городах и причинял там неисчислимые несчастья, призывал завоевателей, ожесточал сильных и подчинял слабых, а сверху над миром смеялась Луна, то полная и льющая свет, то черная, пожирающая на своем пути звезды, и серебро превращалось не только в деньги, но и в браслеты на женских руках, и человек, увильнувший от власти богатства, все равно ничего не мог противопоставить красоте.