Серебро - страница 47

Платья становились все теснее. Я велела Пепе и Марии собираться, наказала Хосе следить за домом, не обижать все еще худосочную Санчу, и слиняла в столицу. Хосе я объяснила, что буду присылать разнообразные письма, его задачей будет снимать верхний конверт и отсылать их с Сан Луисской почты. Если что-то будет приходить для меня — упаковывать в конверты, адресовывать Марии, посылать до востребования на центральный почтамт. Даже если у меня все будет благополучно, пропадать мне предстоит почти пять месяцев, лучше, чтобы никто меня не потерял. Тетушка с дядюшкой думают, что я у отца, отец думает, что дома. Хорошо, что они не общаются.

Дом был соседний с Пенелопиным. Действительно, милый маленький домик, две комнаты внизу, две комнаты наверху. Район был на холме, из дворовых окон было видно море. В хорошую погоду, конечно. Почти сразу после нашего приезда зарядили дожди. Я торчала в Пенелопином доме, болтала с ней, учила Анхелу «сороке-вороне» и Дому, который построил Джек, в примерном, по сюжету, переводе, рисовала ей принцесс карандашом, для раскраски, и ждала писем.

Он писал. Я отвечала. Его первую книгу перевели на английский в США, и там на нее как-то отреагировали грамотные люди из северных индейцев. Отреагировали хорошо или плохо, по Ноэнтиному уклончивому письму было не понять, но вроде что-то было связано с тем, что он позиционировал сам себя не как белого и не как индейца, а как пограничника, оборотня, ну и всем он в результате был чужой. Это могло бы огорчать — наверное — не запусти он это сразу как предмет гордости. Сам он приехал из Бразилии в Буэнос-Айрес, интересовался, можно ли заехать хотя бы ненадолго в Сан Луис. Принимать его у себя я вежливо отказалась, но просила писать еще. Сестру он, судя по всему, перевез. Забавно будет, если куда-нибудь на соседнюю улицу. Впрочем, вряд ли, этот район совсем белый.

Кстати о белых. Пенелопа была вторым человеком, после Миддлтона, который был бы белым в настолько прямом смысле. Глядя на Пенелопу, я только вздыхала, думая о Марте. Пенелопа была протестантка, кажется, английских кровей. Выше меня на голову, с пышными рыжими кудрями, вздернутым носиком и такой грудью, что в ней хотелось зазимовать. Куда там худосочной Марте-то!

Главное, что Пенелопа была дама не скандальная и довольно уживчивая. Дом Эухенио записал на нее, денег заносил, чего еще хотеть-то? К моим обстоятельствам она отнеслась совершенно спокойно — ну а что, если ты вдова, обходиться одними бананами? Да и с бананами, знаете, выходит иногда всякое, если их молодые парни собирали немытыми руками… В общем, я нашла родную душу с точки зрения чувства смешного, а Эухенио был страшно рад, что мы с ней друг друга развлекаем. У нее в доме в качестве охраны жил отставной солдат из Эухениевой части, который, кажется, думал, что я тоже какая-то эухенина подружка и только дивился тому, что мы с Пенелопой не ссоримся.

Как-то ночью я встала, вышла на маленький (такой маленький) балкончик, над которым болтались на ветре с океана ветки небольшой сейбы, протянула руки вперед и набрала полные ладони теплого дождя.

Что с тобой?

Ты знаешь детка, в прошлой жизни я почему-то все время выбирала быть правильной девочкой. Правильной женщиной. Все делать как положено. И от меня, в результате, отказались и бог и черт, я была вообще пустое место.

Но это же очень хорошо, что они отказались. Ты стала… Моей опорой.

Ну, не опорой. Мы с тобой одинаково нужны друг другу — если говорить не о первых днях, а обо всем этом времени.

Да. Но почему ты плачешь?

Потому что я черт возьми в беременном теле и у меня гормоны.

Неа. Нашла кому врать.

Ну. Понимаешь, мы все о чем-нибудь удивительном мечтаем. Я же жила в очень холодной стране. И я мечтала когда-нибудь попасть в такое место, где дождь будет теплее, чем мои руки. И чтобы в доме было тихо-тихо. И чтобы красивое дерево перед балконом.

Ну да.

Ребенок толкнулся изнутри.

А это было в мечтах?

Нет, но классное дополнение. Ведь это не просто ребенок, а желанный ребенок, наколдованный ребенок.

Ох нет. Помню я, чем кончилась история с Благовещением.