Серебро - страница 52
Хосе уехал сразу после похорон, оставив нас с Санчей совсем осиротевшими. Толку от нее было чуть, я припомнила, как готовить и что-то варила для нас двоих, пока она тенью бродила по дому с тряпкой. Пришла тетушка Онганья со своей Федрой, о чем-то посовещались, и парой дней спустя к нам вернулась Мария. Ее младшая сестра, на которую она вроде бы нас сначала спихнула, сейчас кормила неизвестного происхождения ребенка (я молча подозревала Хосе, конечно… Но нет, малыш родился явно не в него). Своего мальчика Мария приводила с собой, он бесшумно играл у меня в гостиной и аккуратно листал черновики школьных учебников.
В общем, я вернулась к своим, то есть дядюшкиным, рабочим задачам — природоведение, история Аргентины, география, ну вы понимаете, чего ни хватишься — ничего нет, садись и работай. Зебадия издал в своем институте страшно серьезный академический словарь тоба под редакцией своей и Миддлтона авторства Аррэтхе (какие они там поддерживали связи и какую переписку вели, я и знать не знала, но погляди-ка), а также целую книгу сказок тоба, и вот их-то я и пихала в детские учебники вместо Колобка и трех поросят. Койот украл у крестьянина три лепешки, у его дочери две лепешки и одну лепешку отнял у зайца. Хватит ли койоту лепешек на всю семью, если у его жены пятеро малышей?…
Ну и так далее.
С более-менее готовыми материалами подмышкой я бегала к дядюшке, он обрубал мне самые эээ… ну как бы сказать, хронологически преждевременные методические приемы типа групповой работы первоклассников и выступлений по теме (Где они тебе материал по этой теме найдут? А? А?) и поощрял то, что считал разумным, типа годичного проекта для всего класса по зарисовке какого-нибудь дерева или там последовательным измерениям какой-нибудь молодой юкки — сначала пусть руками меряют, а дальше по тени, заодно геометрию усвоят…
— Ну ты погляди, что наш Хесус-то, — сказал дядюшка Юсебио как-то, развернув газету, — шпарит все жестче и жестче. У меня один знакомый говорит, у газеты тираж поднялся, они теперь ломают голову что делать, вроде начинал-то вполне благопристойно, а теперь им и страшно, и гнать его из корреспондентов жаль…
— Безобразия пишет твой Хесус, — сурово сообщила тетушка, — ладно там ваше про экономику и налоги, а как он про наше художественное образование? А?
— Да по делу же всё, — с досадой ответил дядюшка, и что там про образование, вот про налоги как раз многим больно было… Да только достань его из Парижа, хе-хе. Архента, ты только послушай, послушай, что этот негодник пишет!
— Да я сама почитаю, дядя.
— Нет, ты послушай! «Многие пеняют мне, что позиция наивного аборигена, изучающего нравы Европы, не выглядит достаточно натуральной. Это правда — мне было бы трудно притвориться неграмотным крестьянином, что растит хлеб свой в поте лица под сенью Анд. Но я — единственный представитель миллионов молчащих людей, и я говорю от лица их всех. Белый человек принес в Америку великую культуру, цветы и плоды цивилизации — это правда. Но почему же у нас, в Южной Америке, принято умалчивать, в какой острой конкурентной борьбе мнений и пониманий, методов и приемов поднялась белая цивилизация? На севере Америки индеец видит воочию, как отличаются на практике методичность немца, вдохновение француза, рачительность голландца, научная увлеченность англичанина и благочестие испанца, и может по собственному разумному выбору пользоваться множеством инструментов белого мира, почему же наше, южное меню столь ограничено?» — нет, ну каков, а?
Тетушка перекрестилась.
— Так он и до святости церковного брака скоро доберется, — сердито сказала она.
— Уж я надеюсь, — пробурчала себе под нос Архента, не успела я поймать ее за язык.
Тетушка и дядюшка одинаково вытаращились на меня.
— Ну а что вы на меня смотрите? У меня есть основания желать, чтобы ни одна девушка больше не повторила моей судьбы.
— Ну это же совсем другое.
— Почему другое. Вон, в Соединенных Штатах можно развестись, если супруги друг другом тяготятся, а у нас Эухенио сколько лет не может добиться развода с Мартой, которой и в стране-то нет, не то, что в его доме.