Сестренка батальона - страница 30
Шофер Колесников со своим «студебеккером» охотно отдавал себя в распоряжение Кислова, хотя при этом постоянно поругивался:
— Убьют, ей-бо, убьют! Накроют миной или снарядом и — ни машины, ни супа, ни нас с тобой.
— Разговорчики, товарищ гвардии рядовой, — обрывал его Антон. — Погибнуть на войне солдату — дело нехитрое. А вот накормить — это дело посурьезнее. И чтоб все сытно было, поскольку солдату приходится есть не вовремя. И чтоб повар был настоящий, аппетит не портил. А шофер, который со своей техникой к кухне приставленный, должен помочь доставить ту пищу. Ты, товарищ гвардии рядовой, думаешь, я не робею, когда мы с тобой в такое пекло лезем? Еще как робею! Но ведь я присягу принимал, она у меня в книжке лежит, а на ей моя подпись личная. И опять же устав обязывает: надо — и конец!
Когда, разгоряченные боем, танкисты располагались с котелками вокруг кухни и, забыв про еду, вспоминали, кто как газанул и куда долбанул «тигра», Антон обрывал их:
— Мы, мы... А того не понимают, что это я дал фрицам прикурить. Да ежели бы я вас день не кормил, да другой, да третий, так вы б не то что воевать, вы б и ног не смогли таскать. — И тут же прикрикивал: — Ешьте! Остынет!
К вернувшейся из госпиталя Наташе Антон стал относиться особенно внимательно: лучший кусок мяса, суп пожирнее, сахару побольше, лишнюю ложку масла в кашу. Он сразу понял, что потеряла она не только мужа, но и ребенка.
Обедали сидя на поваленных деревьях. Налив супу в тарелку, Кислов осторожно слез с подножки кухни, поднес Наташе.
— Что ты, Антон, я сама...
— Вы, гвардии сержант Наталья Павловна, не возражайте. Тут я главный командир. Как надо, так и делаю.
— Ну, спасибо.
— Не за что. Это я по должности.
— А тарелочку тоже по должности? — подзуживал Братухин.
— Из котелка только мужику прилично. А Наталья Павловна у нас одна. Имеет право и из тарелки откушать.
— Эх ты, голова два уха, — не отставал Братухин. — «Откушать, прилично»... Чего же ты не догадался дать ей ложку? Ложку-то ведь она, как и мы, за голенищем таскает.
— Дать вам ложечку? — с готовностью повернулся Антон к Наташе.
— Он шутит. Я свою ложку в санитарной сумке ношу.
— У, черт... — буркнул Антон. — Вот в другой раз налью тебе за вранье одной жижи.
— Ну-ну, шуток не понимаешь, — сразу посерьезнел Братухин, считавший, что работать надо до пота, а есть досыта.
— Кто это тут шуток не понимает? — Перед Антоном, словно из-под земли, возникла Дуся Шумовая, машинистка штаба бригады. — Натка, баня приехала, — бросила она Наташе. — Третий батальон уже кончает мыться, потом придет второй, надо успеть проскочить в перерыв. — И ласково улыбнулась Антону: — Ах, какой симпампуля!
— Вы бы, товарищ ефрейтор, дали человеку спокойно пообедать, — заметил Антон. — Наталья Павловна еще второе не кушала. И третье для нее есть. Ежевика с сахаром.
— Ох, ежевика! — удивилась Дуся. — Да кто же это у вас собирает ежевику? Уж не ты ли, круглышка? — Засмеявшись, она ткнула Антона в мягкое жирное плечо.
— А какая разница кто? — сухо проговорил он.
— Пойдем, пойдем, — потянула ее Наташа.
Баню ждали. О бане мечтали. И вот огромная палатка с целлулоидными окнами, с трубой, из которой валит жиденький дымок, стоит на берегу, соединенная с речкой широким гофрированным шлангом.
В бане мылся последний, запоздалый солдат третьего батальона. Дуся торопила его, грозилась войти, топала ногами, делая вид, что уже входит. Солдат едва успел натянуть кальсоны, как она влетела в брезентовый предбанник, сбросила сапоги и гимнастерку, хохоча стала шлепать солдата ладошкой по спине.
— Ну чего ждешь? — кричала она Наташе. — Входи!
Мылись под душем, стоя прямо на размытой траве. Доски, положенные на землю, хлюпали, катились, ускользая из-под ног. Тугие струйки воды поднимали брызги, и ноги до самых колен были в грязи. В ней, теплой, жидкой, неприятно было стоять. Вода шла то горячая, то холодная. Дуся прыгала, визжала:
— Эй, банно-прачечники, вы же нас, как сосиски, сварите!
— Совсем ошалели! С Ледовитого океана, что ли, воду качаете?
И все-таки было здорово — мыться под душем в настоящей, с густым паром бане!