Северные рассказы - страница 7

Далеко на восток от зимовок и городцов, близлежащих к Обдорску и Березову, на границе земель Кондии и Обдории с массивами лесов царства туруханских купцов-обирал, затерялась в лесных оказиях и снеговых широтах маленькая речушка Вындер-яга, что впадает в реку Таз. На ее берегах в семье рыбака и искателя песцовой шкурки родился мальчик, названный Ваули. Не особенно довольные появлением мальчика, а не девочки, которую можно было бы продать в жены за калым, родители мало обращали внимания на ребенка. Ваули рос одиноким и диким, как зверек.

Никто в семье не знал и не подозревал, что этот мальчик в свое время станет национальным героем-освободителем и впишет в печальную историю своего народа величественные и прекрасные страницы. Никто не думал, что о нем еще долгие века будет помнить его суровая родина, а народ будет лелеять память о нем в волнующих сказках.

Суровая борьба за жизнь, законы сильнейшего, испытанные им еще в детстве, наглый, отвратительный разбой царской своры и попов, выковали в нем непреклонную волю к борьбе за счастье, за вольную, радостную жизнь в снегах и большую ненависть к кабале, нищете и горю.

И настал день, когда Ваули, сын Пиеттомина, словно титан гипербореец[13] встал над угнетенной тундрой, над ее вековыми традициями и царскими законами, во весь свой могучий рост и дерзко, смело бросил в лицо царским опричникам-поработителям и местным тундровым хищникам-князьям вызов на борьбу.

Он кликнул клич к обездоленному народу, и снеговые поземки, ветры и снега разнесли его зов по тайникам тундр. На голос смельчака откликнулись радостным и гневным эхом бедняцкие чумы ненцев и остяков. С пищалями, луками, копьями-самоделками потекли изголодавшиеся по воле и счастью люди. Они, словно одержимые, набрасывались на оленьи табуны богатеев и разбивали их по своим косякам. Они убивали жадных до пушнины, юродствующих попов-миссионеров лживого христианства. Уничтожали купцов-факторщиков и разъездных торговцев-авантюристов и шли на Вындер-ягу к Ваули.

На развалинах Мангазеи вспыхнул и заметался над белесыми тундрами Малого и Большого Ямала пожар национального восстания.

В зимние, промороженные до самого верха ночи над мятежной тундрой вспыхивали еще ослепительные, феерические сполохи.

И тогда казалось, что здесь, на маленькой, далекой речушке Вындер-яга, зажгли восставшие огромный, неугасимый костер на весь Север...

Вавле было двадцать лет и зим[14], когда умер отец. На мальчика сразу легли все заботы о семье и хозяйстве. Семья была большая — четыре рта. А хозяйства вовсе не было: изодранный ветрами старый чум да три оленя — вот и все, что сумел приобрести за всю свою жизнь отец.

Рано познал мальчик тяготы жизни главы чума. Большая глубокая складка взрослого залегла у мальчика меж бровей еще в раннем детстве.

Последние годы своей жизни старый Пиеттомин посвятил обучению Вавли тундровому существованию. Он научил мальчика распутывать сложные узоры запутанного следа песца, раскрыл тайны повадок хитрых лисиц и белок и приучил сына по звездам видеть дорогу в снегу, как на карте.

Десятилетний мальчик рос сильным и выносливым Он мог натянуть упругую тетеву отцовского лука и четыре дня кряду гонять дикого оленя по снегу, не отставая от зверя, пока обессилевший, загнанный олень не падал от усталости и голода. Из таких длительных отлучек Вавля всегда возвращался с добычей, немного похудевший, но довольный.

Сверстники из родного стойбища признавали Вавлю за вожака. Он был не по летам силен, ловок. Но его не боялись. Все знали — Вавля не обидит зря, Вавля справедлив и не любит ссор. Никто из мальчишек не умел так ловко кинуть на рога оленя ременный тянзян[15] или разбежаться и грудью ударить в грудь старого огромного ветвистого вожака стада — минеруя и сбить его с ног. Вавля делал это.

Когда умер отец, мальчик пошел к князю Каменная Голова и спросил его:

— В которое стадо выходить?

Князь удивился:

— Кто ты, молодой хвастливый совенок, упавший из гнезда? Чего ты хочешь?

Гордо выпрямившись, «совенок» ответил, прямо глядя в лицо могучему князю:

— Иль ты не знаешь род Пиеттомина? Я старший в нем. Отец ушел к Нуму и оставил меня. Пусть иногда и камни думают...