Северные рассказы - страница 42

Шутки не мешали нам, а, наоборот, помогали работать и переносить трудности лагерной жизни. После двенадцатичасовой вахты у гидрологической лунки, когда в палатке непрерывно шумит паяльная лампа, когда почти непрерывно трещит бензиновый мотор глубоководной лебедки, усталость дает себя знать. И вот после та кой вахты заботливо приготовленный и поданный обед и не менее хорошо приготовленная и поданная товарищеская шутка дают разрядку и являются наилучшими друзьями короткого, но заслуженного отдыха. Когда наши гидрологи Я. Я. Гаккель и В. Т. Тимофеев залезают в спальные мешки, долго еще эти мешки шевелятся и из них слышатся вздохи и покашливания. Здесь, в этом своеобразном кабинете, ученые обдумывают результаты своих исследовании и строят планы на следующую вахту. А этим товарищам есть о чем задуматься. Непрерывные измерения глубин океана по мере дрейфа льдины говорили о причудливом строении дна. Эти данные в сочетании с измерениями других групп, сидящих на льду, нанесенные на батиметрическую карту, превращались в стройную и захватывающую картину географического открытия. С каждым днем все ясней и определенней на белой плоскости бумаги вырисовывался подводный мир, представляющий целую горную страну.

Мощный, протяженностью в сотни километров подводный горный хребет с многочисленными отрогами, долинами, пиками и плоскогорьями пересекал Северный Ледовитый океан, соединяя берега Азии и Канады. После короткого сна снова треск моторчика, гудение паяльной лампы и необычайная и чарующая голубизна ледяного пола палатки, под который уходит за очередными данными глубины лотовый груз.

Здесь, на льду, в маленьком лагере, дрейфующем под действием течений и ветра, был открыт подводный хребет, которому впоследствии присвоили имя великого русского ученого Михаила Ломоносова.

На двадцать четвертый день нашей работы на льду доблестные летчики полярной авиации заботливо погрузили наше оборудование на самолеты, и уже через несколько дней мы были в Москве и Ленинграде, среди родных и близких.

ИЗ БУДНЕЙ ПОЛЯРНИКА

В полярную ночь, когда только мерцанием звезд и вспышками полярного сияния освещаются купола ледников и айсберги, стоящие на мели в бухте, когда природа безмолвствует, а тишину нарушает только скрип и потрескивание ледяного припая, очень неприятно одному отходить далеко от дома.

Это не страх перед конкретной опасностью — просто безотчетная подавленность перед таинственной величавостью арктической ночи.

Бездонное, усыпанное звездами, почти черное небо. Только отблески звезд искрятся в хрустальных изломах ископаемого льда глетчеров. Таинственная в темноте, но ощутимая даль ледяных просторов и гнетущая тишина нарушаются скрипом ледяного припая. Этот скрип иногда переходит в стон и, повторяемый многоголосым эхом, заставляет сжиматься сердце от безотчетной тревоги.

В одну из таких ночей в середине января старый полярник Иван Лаврентьевич вышел из дому для производства наблюдений на пункте, расположенном в глубине бухты в двух километрах от зимовки.

Эти два километра пути вдоль извилистой трещины берегового припая всегда были неприятны Ивану Лаврентьевичу, а сегодня ночь особенно темная и лед почти с человеческим стоном трется о берег.

Стараясь развлечь себя и разрядить нервное напряжение, путник занялся отсчетом шагов по плотному и хрустящему снегу, но это скоро наскучило. С необычайной ясностью вспомнилось, как вот так же, много лет назад, еще молодым человеком, он впервые приехал в Арктику. После сутолочного и трудового дня, отданного целиком на разгрузку судна, он сменился с вахты и пошел пройтись вдоль береговой полосы. Вспомнилось это испытанное тогда необычное и острое чувство радости и гордости, что и он вошел в семью советских полярников, что впереди многие годы интересной, захватывающей созидательной работы. Тоже была ночь, и шел Иван Лаврентьевич, как и сейчас, один, только не было слышно скрипа льда, а ритмично шелестел слабый накат, пенистыми змейками пробегающий по песку. От зимовки ветром иногда доносило постукивание движка катера и рокот судовых лебедок. Изредка над бухтой слышался растянутый возглас: «ма-айна», который дробился в береговых скалах и как бы убегал вдаль постепенно затихающими словами: ай… ай… ай… на… на… Казалось, что это замшелые базальтовые осыпи и террасы издают сокрушенное ай… ай… ай…