Северный путеводитель для новых русских иноков - страница 4
Не обнаруживший в себе практической жилки Илья Владимирович продолжал каждый день приезжать на службу и отсиживал положенные часы за рабочим столом родной лаборатории. Вихри его по-прежнему интересовали, но скорее уже по инерции. Все оставшиеся силы положил он на поиск недостающего нелинейного слагаемого самого последнего и главного уравнения своей теории Второго времени (или наоборот – на устранение лишнего), но так и не нашел его.
Семейная жизнь его не сложилась, он так и остался холостяком. Научная карьера, в общепринятом во всяком случае ракурсе – тем более. Два студента-дипломника еще изредка заглядывали к нему, но, едва получив заветные «корочки», тут же скрылись в неизвестном направлении и в дальнейшем себя никак не обозначали.
В завершающие годы Илья Владимирович страдал сумеречными состояниями сознания, такой, во всяком случае, вывод можно было сделать из показаний его соседей по скромной панельной пятиэтажке на рабочей окраине столицы. Пока однажды не исчез совсем. Просто вышел как обычно на улицу утром – но до службы в тот день так и не добрался. Тело его, несмотря на объявленный розыск, найдено не было, хотя какой там был еще «розыск»… И почему-то хочется верить, что в последний миг ему все-таки открылся загадочный «переход» – и Второе время приняло его к себе навсегда…
– Вот такая история… – закончил Прохор.
– Да, история печальная.
– Печальная, – согласился Прохор. – И красивая. Вернее, наоборот. Все-таки наука в этом плане гораздо ближе к искусству, нежели к спорту.
– Это в каком смысле?
– В таком. Если предположить, что где-то в далекой глубинке вдруг появляется парень, четко раскладывающий мячи с сорока метров по «девяткам»… футболом увлекаешься?
– Да так, не особо.
– Ну, постарайся понять. Значит, появляется и четко раскладывает – сможет ли он остаться незамеченным? Ну, если хотя бы один раз выйдет на поле?
– Это вряд ли.
– А теперь – там же появляется, скажем, музыкант, творящий симфонии, к примеру, сильно опережающие время и средний уровень духовного и культурно-нравственного развития слушателей… с большой долей вероятности он ведь так и помрет в неизвестности, верно?
– Идея хорошая, – сказал я. – Даже очень. Я о чем-то думал таком, похожем. Ну, предположим, человек живет два раза, а не один…
– Как у индусов?
– Нет. У индусов много и вечно. А это очень долго. И, скорее всего, очень тяжело. А именно два. И один и тот же человек, а не разные. И жизнь, в общем, та же самая. И когда он… ну, это самое… что-то меняется в сознании. Первый раз – еще не страшно. А вот потом… Даже книжку хотел написать. Такую, философского содержания.
– А что не написал?
– Ну там – семья, работа, то, се…
– Понятно, – сказал Прохор, – Но вообще зря.
– А на самом деле, – спросил я, – Есть оно – второе время это? Так, по сути – хорошо бы коррелировало…
– Ну а ты как думаешь? – тут Прохор загадочно улыбнулся.
Мы поднялись по эскалатору и вышли на привокзальную площадь. Как обычно, вокруг с крайне сосредоточенными выражениями лиц сновали многочисленные асоциальные личности. Я еще прикинул – то ли вокзал сам по себе их притягивает, то ли личности эти по сути своей более мобильны, нежели рядовые граждане и добросовестные налогоплательщики… и как будто внутри раздался веселый голос Прохора: «И то и другое – верно!» Я посмотрел – Прохор как ни в чем не бывало вышагивал рядом.
– Прохор! – закричал я, – Ну так как же?! Есть или нет?
– Так сам – что думаешь? Вернее – что чувствуешь?
Я остановился. Все было как всегда. Ну, как оно должно было быть. Те же здания, те же люди, та же низкая облачность – но словно что-то не то, на каком-то малоосязаемом органами чувств уровне… и вдруг понял. Температурный градиент окружающей среды был положительным. Ну, как будто с каждой секундой пусть на тысячную долю градуса, но становилось теплее. Прохор молча поднял руку, указывая на пристанционный монитор со всякой занимательной информацией.
«… апреля…» – среди прочего значилось на нем.
Как ни банально прозвучит, но я потер глаза. Видение не исчезло.
Апреля!!!
Апрель