Шатровы - страница 68
Вечером этого же дня, когда уже разъехались гости, Ольга Александровна постучалась в кабинет мужа.
Сначала ответом ей было глухое молчание.
Она повторила стук.
— Нельзя ко мне! — Голос Арсения Тихоновича звучал угрюмо и отчужденно.
Но уж ей ли было не знать, что надо делать в таких случаях!
— Хорошо, я уйду, Арсений!
И эта холодная угроза обиды и негодования тотчас же отомкнула ей дверь.
— Ну?!
И, не выдержав ее взгляда, отвернулся, отошел, стал смотреть в окно.
Она стала сбоку — так, чтобы видеть его лицо, и молча, укоризненно покачала головой.
Он засунул руки в карманы, вскинул голову и, усмехнувшись, проговорил с выражением вызова и независимости:
— Ну? Уж донесли тебе, вижу, обо всем?!
Ольга Александровна все так же укоризненно и молча смотрела на него. Глаза, ее стали наполняться слезами.
Этого он не выдержал:
— Тебе что ж — наверно, жалко стало этого мерзавца?!
Оба они знали, что говорят о происшествии на плотине.
— Э-эх! Стыдись, Арсений, стыдись! Тебя мне стало жалко, тебя!
— Объяснитесь, сударыня: что-то я не пойму вас!
— Прекрасно понимаешь. Не притворяйся, не прячься за свою неудачную иронию! Шатров, Арсений Тихонович Шатров рукоприкладством занимается, своих служащих по лицу бьет… публично!.. Какой позор! Нечего сказать: ознаменовал день моих именин!
Он вспылил:
— Да, матушка моя, ты знаешь ли, что он, этот мерзавец, Кондратьич твой, сделал?!
— Знаю.
— А знаешь — так и не указывай, как мне с ним и что!
Арсений Тихонович разгорячился:
— Слюнтяйство, сантименты я стану разводить с ним? Так, что ли? Солдатка солдаткой. Гнусность, конечно, и за это следовало! Но понимаешь ли ты, во что это все могло вылиться?! Да знаешь ли ты, что за этим могло последовать?! Нет, не понимаешь! А вот на плотину бы тебя в то время, когда этот, с выбитым глазом, муж ее, солдатки, за грудки тряс вашего дражайшего Кондратьича! Послушала бы ты, что в народе кричали: и твоего муженька неласковыми словами помянули! А солдат ее — фронтовик, имей в виду. Фронтовик. Тяжко раненный. А ты знаешь, с какими настроеньицами они из окопов-то возвращаются нынче, солдатики наши? Они скоры нынче стали на расправу! Долго ли ему пук соломы сунуть ночью, керосинчику плеснуть, спичкой чиркнуть?! И поминай, как звали шатровскую крупчатку! Это пустяк, что у меня тут тысячи пудовичков под навесом складены — военному ведомству. А ведь весь корпус сгорит, турбина погинет, вальцы… А где ты их теперь достанешь? Война! Да и электричества лишимся. А ты же каждый день из окна видишь, что у меня уже все на том берегу для лесопилки электрической заготовлено. Да в такую сушь как заполыхает, так и мосты, оба, да и плотины сгорят! Вот что может быть! А ей, видите ли, этого негодяя Кондратьича жалко: некультурно я, видите ли, обошелся с ним. Нет, милая моя, теперь состоятельному человеку очень бережно надо возле народа проходить!..
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
От Риги и до Багдада. От Рижского залива и до Персидского — таково было протяжение фронта русской армии к началу третьего года войны.
Против четырех держав, которые возглавлялись — легко сказать! — всею мощью, всеми силами Германской империи, — перепоясав фронтом всю Европу, всю Малую Азию, стоял русский солдат.
Беспутно, а не толи что щедро, выхлестывали живую сыновнюю кровь из широко растворенных жил русского народа! Обильно были политы ею, осклизли от крови и высоты Карпат, и утесы турецкой Армении; напитались солдатской кровушкой, утоляя свою извека ненасытную жажду, знойные пески азиатских пустынь; утучнились поля Восточной Пруссии, и Польши, и Прибалтики, и Литвы.
А им, этим безжалостным заимодавцам, этим шейлокам русского народа, этим так называемым «союзникам» — этим Пуанкаре, клемансо, жофрам и асквитам, ллойд-джоржам и китчинерам — им все было мало и мало!
Миллиардными займами в канун мировой войны они считали закупленной всю русскую кровь, всю кровь русского народа. И как же ревниво, своекорыстно-расчетливо, по-хозяйски самовластно распоряжались они этой заранее закупленной русской кровью!
Выдавая заем, французское правительство, в лице своего генштаба, понудило императора всероссийского, самодержца, перечеркнуть все прежнее стратегическое развертывание русских армий на случай войны против Германии и Австро-Венгрии.