Швед - страница 6

Такое неожиданное появление в самых глухих местах запорожских вольностей сильного русского отряда навело панику на сечевые ватаги, и было причиной переполоха в зимовнике Шульги. «Москаль, Москаль идёт!» – раздавался отчаянный крик, и всё спешило туда за Ингул, к Бугу* «до турка».

***

– Надо уходить, диду, – говорил Кислань, возвратившись с разведки, – москали в Маловодяной воды не достанут на всё войско, сразу снимутся с места!

Усадив кое-как в седло больного Ириха, взяв запас вяленой баранины – «пастремы», Кислань покинул зимовник. Таран скрылся ещё раньше, и Шульга остался сам с несколькими мальцами и молодиками. Впрочем, и Шульга не терял даром времени. Стада волов, отары овец, конские табуны были загнаны и запрятаны по далёким байракам и балкам.

– На войне, что свой, что чужой, всё одинаково, – пояснял опытный старик молодикам, – каждый готов пограбить.

Часть скота Шульга приказал всё-таки оставить при зимовнике, чтобы было чем «отвесть глаза и заткнуть глотку» ожидаемым москалям.

Москали не заставили себя долго ждать.

Нагрянувший разъезд драгун и гетманцев* кинулся грабить зимовник. Драгуны начали было колоть скот, а гетманцы заглядывать в коморы и лёхи, как командовавший разъездом поручик с грубой бранью приказал солдатам очистить зимовник.

Приближался сам Волконский, шедший следом за разъездами с драгунским полком, и своевольничать передовому разъезду было некогда.

Гневно и сердито допрашивал генерал Шульгу, который спокойно и бесстрастно смотрел ему в глаза.

– Не вели шкодить драгунам, ясновельможный пан, – я человек старый и много послужил его царскому величеству...

– Все вы, запорожцы, служили царскому величеству, а потом все до короля перебежали, – строго обрывал князь Шульгу.

– Так то войско, – оправдывался Шульга, – а я за собой такой вины не ведаю. Я уже в войске не служу и уже сколько лет не приходилось являться в кош для взятия на козацтво войсковых приказов, да и сам кош ни разу ни одного гонца – машталира не присылал с универсалом, абы с другим каким войсковым делом...

– Толкуй там... Все вы одним духом дышите...

Волконский был мрачен и суров, но Шульга не терялся...

– Опять же, ведомо вашей ясновельможности, я под Азовом царской пресветлой милости удостоился и награждения пятнадцатью червонцами, как старшина, лично пожалованными, а за ранами, тогда полученными под Азовом, войско оставил, сидеть на коне – не усижу... Хлеборобствую себе – по милости Божий – насколько сил есть, в том моё и пропитание.

– Ну, а проходили какие-нибудь конные или пешие люди – запорожские или шведские?

– Не знаю, ясновельможный пане, ватаги разные ходят по Дикому Полю – им шляхи не заложены, и чумацкие валки, и татарские загоны, и войсковые команды, и разные самосбройды – однако каждый норовит до воды добраться, и если ваша милость хочет послушать моего старого совета – так надо по Ингулу идти – там и водопой, там и шляхи.

– Осмелюсь сказать, ваше сиятельство, – подъехал к Волконскому бригадир Кропотов, – мы тут время теряем. Разъезды наши никаких следов не нашли. Старик, – Кропотов кивнул головой в сторону Шульги, – кажется, не врёт. Пусть даст проводника до ближайшей воды, и будем ловить короля за Ингулом.

– Можно, можно, – заторопился Шульга, – у меня хлопцы проведут до Дубровиной балки, а там и речка – Боковенька – по нашему, запорожскому имя – воды хоть на всю орду хватит... Гей, Стецко, а Стецко, швыдко бери сивую коняку да поедешь с войском! Не бойся, москали добрые!

Помогая проворному Стецку Кавунцу оседлать «сивую коняку», сам Шульга шёпотом наставлял хлопца: «Не веди на тот край, куда козаки поехали, ни туда, где наши отары, а веди через Толстую могилу на Глиняную балку. Слышишь?»

– Добре, диду! – отвечал Стецко, вскакивая на лошадь.

Безостановочно, ряд за рядом прошли драгунские полки, растянулись по балкам, ярам, проскрипели походные телеги, и скоро всё скрылось в безбрежной степи.

На зимовнике настала прежняя тишина, и по-прежнему стало безлюдно в окружавших его балках.

***

Как ни была несложна и нетребовательна сечевая «ре́гула» – воинский устав запорожцев – а всё же находились люди, для которых и тогдашние порядки казались тягостными и стеснительными.