Сказки Румынии - страница 18
– Нельзя тебе утомляться, но и время дорого, конь мой гнедой, потому будем мы скорость менять.
И они помчались! День со скоростью ветра несёт гнедой конь королевича, на другой день конь летит, как мысль, на третий – стремительным становится, как желание, а на четвёртый – неумолимо быстрым, как проклятие. И так достигли они края дикой пустоши.
Протёр глаза Петру, будто бы со сна, и говорит:
– Теперь, гнедой, ступай шагом – хочу я осмотреться.
А сам таращится по сторонам, дивится. Сверкает перед Петру медный лес. Деревья медные, листья на них медные, кустарники, цветы – всё из меди. Спешился Петру, застыл в изумлении.
Снова сел в седло, поехал тихонечко. А цветы по обе стороны тропы так и льнут к конским бокам, так и ластятся к королевичу, да ещё и просят человеческими голосами:
– Сорви меня, Петру!
– Нет, лучше меня сорви! Смотри, как я хорош, как красив! Дам тебе силу великую!
– Что сила! Меня бери, к шапке приколи – и полюбит тебя самая красивая девушка!
И впрямь хороши были цветы, а уж какие блага сулили Петру – только успевай уши развешивать!
Поддался Петру на уговоры, склонился в седле. А конь пляшет под ним, того и гляди сбросит.
– Почему беспокоишься, гнедой? Смирно постой, пока я цветов нарву! – велит ему королевич.
– Не рви цветов, беду накличешь! – предупреждает гнедой.
– Какая беда может от цветов случиться? Сам взгляни, до чего красивые!
– Прóкляты медные цветы, хозяин! Придётся тебе сразиться с ужасной вылвой, духом лесным!
– Подумаешь! Я с драконом сражался, что мне кикимора лесная!
– Просто не видал ты её, хозяин! Не рви цветов, говорю тебе!
Знал же Петру: надо коня слушаться; поехал он дальше, глядит только на дорогу, от цветов отворачивается.
Да что проку! Если уж суждено кому в беду попасть – непременно попадёт, не избегнет своей участи. Так и Петру – крепился, крепился – да не выдержал.
– Чему быть, того не миновать, – говорит он коню. – Всё равно вылва скоро объявится, всё равно мне с ней сражаться. Если решила судьба, что я погибну от ужасной вылвы, – ничего не поделаешь. Ну а если выжить суждено – значит, пускай хоть сто дюжин вылв лесных на меня набросятся – я с ними справлюсь.
И стал рвать медные цветы.
Вздохнул гнедой конь:
– Плохо ты поступаешь, хозяин, неправильно. Что ж – готовься к битве! Вон она, вылва лесная!
Только-только успел Петру сплести венок из медных цветов – повеяло ветром со всех сторон. Мигом ветер в ураган превратился, потемнело небо, задрожала земля, туман чёрный, густой окутал Петру и его гнедого коня.
– Страшно тебе, хозяин? – шепчет конь, встряхивая гривой.
– Нет, не страшно пока, – храбрится Петру, а у самого мурашки по спине бегают. – Чему быть, того не миновать – так пусть случится!
– Я тебе помогу, хозяин. Сними-ка с меня уздечку да постарайся её на вылвину морду набросить, – советует конь.
Послушался Петру, снял уздечку, стоит, помахивает – а вылва уж перед ним выросла, да такая страшная, что и не взглянуть на неё без содрогания.
Головы у неё вроде и нету – а в то же время есть. Не по воздуху она летает, но и не по земле ходит. Грива лошадиная, рога оленьи, морда медвежья, глаза как у хорька, а в остальном облике все самые лютые звери как бы перемешаны. Да, такова была вылва лесная!
Крепче стиснул Петру ногами конские бока, принялся мечом размахивать. Вроде и по вылве меч бьёт – а проходит сквозь неё, как сквозь воздух. И день и ночь сражается Петру с ужасной вылвой – никому в бою перевеса нет. Наутро задышала вылва часто, тяжко, просит:
– Давай, витязь, отдохнём!
Петру меч опустил, а конь ему шепчет:
– Не останавливайся, хозяин!
Собрал Петру последние силы, снова мечом размахивает.
Заржала тут вылва по-лошадиному, завыла по-волчьи, бросилась на Петру, словно не мгновение отдыхала, а вовсе в битве не участвовала! А у Петру силы на исходе, руку с мечом еле-еле поднимает.
Долго бились, и вот вновь взмолилась вылва:
– Давай, витязь, передохнём! Устал ты не меньше моего!
– Ни на миг не останавливайся! – велит гнедой.
Послушался Петру коня – бьётся, меч не опускает, роздыху вылве не даёт, хотя руки его тяжелы стали, как свинцом налились. Только и вылва утомилась, выдохлась – кое-как удары отражает, сама уже не бросается на Петру.