Смерть господина Голужи - страница 4

— Разумеется, вам! Неужели вы не понимаете, что вы вернули нам надежду на то, что наконец и у нас произойдет нечто невероятное, волнующее и ужасное.

Он уже начинал верить им, ибо они все чаще со всем вниманием, свидетельствовавшим об их трусости, стремились выведать у него день, когда он покончит с собой. Особенно их интересовало, собирается ли он сделать это публично, за что они были бы ему весьма благодарны, так как получили бы возможность пригласить телевидение, или же тайком и без свидетелей. Однако, к их вящему сожалению, он лишь неопределенно покачивал головой, оставляя их в полном недоумении, а сам испытывая некий сладостный трепет, так как понимал, что победил их и что приближается коренной перелом, который даст ему возможность хорошенько позабавиться.

И в самом деле: он оказался прав.

Однажды, в конце сентября, когда утренний свет заливал серые крыши и уже пожелтевшие кроны лип, к нему в номер вошла одна из первых красавиц города и со слезами на голубых глазах призналась, что минувшей ночью она видела во сне, как он ножом пронзает свое сердце‚ и что лишь теперь, пробудившись ото сна и преисполнившись отчаянья, она наконец в его отмеченном печатью смерти лике узнала того человека, которого ждала всю жизнь, чтобы он объяснил ей, что такое любовь. Господин Голужа чуть не упал со стула, ибо сразу понял с чувством ужаса, какой только можно испытывать перед совершенной красотой, что сбывается его тайная мечта, и, опьяненный этой мыслью, простонал:

— Ради вас, сударыня, я готов даже остаться в живых!

— Об этом не может быть и речи, — заливаясь слезами она бросилась к нему на грудь.— Это была бы напрасная жертва, вы покорили меня как раз тем, что в отличие от моего жалкого мужа вы очень скоро по собственной воле уйдете из жизни и что я вас, следовательно, навеки утрачу.

Так началась настоящая жизнь господина Голужи. Избавившись от страха возможных насмешек и проделок, он почувствовал полную свободу и отдался всем удовольствиям, которые в изобилии предлагал ему гостеприимный городок. Он больше ни от чего не отказывался. Он даже требовал — дабы, вероятно, глубже проникнуть в суть,— чтобы ему создали более благоприятные условия для размышлений. Горожане, ясное дело, шли на все, чтобы его удовлетворить: его потчевали отменными кушаньями, поили самыми дорогими винами, дарили самые элегантные костюмы. А городские прелестницы, твердо убежденные, что он решил покончить с собой из-за несчастной любви, старались в утренние часы, когда их мужья сидели в конторах, определенным образом утешить его и вернуть ему утраченную веру в прекрасный пол. Позже, чтобы иметь возможность открыто посещать его, они пустили слух, будто господин Голужа обладает даром прозрения и будто они постоянно встречаются с ним потому, что по ладоням и кофейной гуще на дне чашек он предсказывает судьбу.

И он действительно делал это, по всеобщему мнению, со знанием дела и должным тщанием: с каждой из этих страдалиц он подолгу оставался наедине в комнате, запершись на ключ, до малейших подробностей выясняя ее будущее, причем ни разу не посетовав на то, что ему наскучили эти визиты и что они отнимают у него драгоценное время, необходимое для размышлений. Это, в частности, еще больше утверждало всех в мысли, что он воистину человек особенный.

Мужчины, разумеется, посещали его по другим причинам: попросить у него совета, пожаловаться друг на друга, сделать его поверенным своих тайн. Так, одним туманным и дождливым днем, некий гражданин с наивным выражением на лице признался господину Голуже в том, что— когда с умыслом, а когда без оного — он много убивал и людей и животных, однако у него нет уверенности, грех ли это или он возводит на себя напраслину?

— Грех — убивать животных, — ответствовал господин Голужа, — но что касается людей, дело обстоит иначе; их, без сомнения, вы освобождали от тягот бытия.

— Это как посмотреть, — осклабился человек с наивным выражением на лице.

— Давайте смотреть так, как я объяснил,— великодушно изрек господин Голужа и быстро встал, что означало конец аудиенции.