Снег в июле - страница 6
Тут Супонин аж лицом потемнел.
— Мне, — говорит, — целый день с шоферами спорить приходится, к тому же инспектор по кранам только что был, всю душу вытряс. Было сегодня всякого начальства видимо-невидимо, а тут еще ты, беглец паршивый, прискочил. Учить меня собрался?
— Вы напрасно, — говорю, — Иван Иванович, волнуетесь. Мне мой начальник Мирон Владимирович приказал.
Супонин никак успокоиться не может.
— Вон отсюда, паршивец, — кричит, — вместе с твоим Мироном.
Я держусь.
— Позвольте тогда, Иван Иванович, книгу для записей технадзора или строительный журнальчик, мне все равно.
— Не дам.
— Не имеете права, Иван Иванович. Это все равно как жалобную книгу в магазине не давать.
Так и не дал он мне книги. Еще пригрозил, что, если сейчас же не уберусь, меня, по старому обычаю, на тачке со стройки вывезут.
Что тут делать, к кому за помощью обратиться? Вспомнил я, как Нина Петровна всегда говорила: «Слушай, Алешка (тогда я еще бригадиром был и все меня по имени почему-то звали), если хочешь чего добиться, обращайся сразу к самому высокому начальству». Ну а в нашем деле самое высокое начальство — главк. На нем вроде весь мир держится.
Вышел я от Супонина и по автомату к начальнику главка звоню. Секретарь очень вежливо спрашивает:
— Кто, извините, звонит?
— Передайте, — говорю, — начальнику главка Сергею Сергеевичу, что спрашивает его бывший бригадир Алешка… То есть Алексей Васильевич Кусачкин, с которым он два года назад встречался по вопросу жалобы летчика, который мировой рекорд установил, а теперь я представитель заказчика, звоню на предмет того, что прораб товарищ Супонин меня подальше посылает, книгу жалобную не дает, а на лестничной клетке у него швы толстые и дверные блоки на этажи на пузе тащат, то есть вручную… — Фу, еле отдышался.
Секретарь все выслушала и говорит:
— Может, вы с этим вопросом к заместителю обратитесь? Его телефон…
Помню, Нина Петровна и на этот случай совет давала: «Секретари, Алешка, будут от тебя отбиваться. Мол, занято начальство; с твоим, мол, вопросом нужно к заму обратиться, но ты стой на своем: нужен, мол, тебе только главный начальник».
— Нет, — говорю я секретарю, — мне только Сергей Сергеевич нужен.
— Сейчас.
А у автомата очередь собралась, в стекло стучат. Жду минуту, две. Очередь грозится меня из кабины вытащить. Наконец секретарша ответила, что Сергей Сергеевич ждет меня.
Примчался я в главк. Секретарша важная. Прическа высотой самое меньшее сантиметров семьдесят.
— Прибыл, — говорю, — я Алексей…
— Знаю, вы будете Алексей Васильевич Кусачкин, который два года назад… — Смотрит в бумажку и слово в слово повторила все, что я ей по телефону сказал. — Может, — говорит, — все же к заместителю?
— Нет!
— Ну что ж, заходите.
Зашел я в кабинет. Все там по-прежнему, как когда-то… Вот тут Петр Иванович сидел, тут Нина Петровна… Только Сергей Сергеевич еще постарел, седой совсем стал.
Подхожу к нему.
— Я, — говорю, — Алексей Васильевич Кусачкин, который…
— Очень приятно. Это тот самый, что «два года назад»… — Вышел из-за стола, руку подает, смеется.
— Так точно, Сергей Сергеевич.
— Слушаю тебя, Алексей Васильевич.
Рассказал я ему все: как на бумажную работу перешел, непорядки нашел у прораба, а прораб мне жалобную книгу отказался выдать. Правда, что ругал меня Супонин, не сказал. Ни к чему это.
Потемнел Сергей Сергеевич лицом.
— Спускайся, — говорит, — Алексей Васильевич, вниз. Там машина стоит 33-54, садись и на стройку езжай. Будет все в порядке.
— Спасибо.
Только я к двери подошел, окликает:
— Постой, ты почему с прорабства ушел?
Объяснил я.
— Ага, — говорит, — понятно. А сколько прорабом проработал?
— Год.
— Ну, тогда хорошо. А то жалко, что ушел, парень ты хороший. (Может, не надо «парень хороший» в записки помещать, вроде похвальба какая? Но слов из песни не выбросишь. Так?)
Вышел я. Секретарше руку: до свидания, мол, очень приятно было познакомиться. Она так приветливо говорит:
— Заходите почаще.
— К заместителю? — Я тоже при случае пошутить могу. Нина Петровна меня этому делу обучала.
Смеется.
— Нет, к Сергею Сергеевичу.
Спустился я вниз. Машина 33-54 в самом деле стоит, вся блестит. «Ни к чему, — подумал я, — мне в такой машине разъезжать». Сел в свой троллейбус, потом в свой автобус — минут через сорок на стройку попал.