Снежная робинзонада - страница 37

Не соблюдали мы и какую-то необыкновенную осторожность. Наоборот, смотришь иногда (если сам не являешься действующим лицом): кувыркается кто-нибудь с горы — щепки от лыж и палок летят. А сам цел. Хотя летел с кручи, на которую посмотреть — шапка валится. Но и этого мало. Возле станции соорудили трамплин. Сколько там было переломано лыж, но ноги — ни одной.

И дело не в молодости. Жизнь в горах выработала в нас постоянную внутреннюю напряженность, постоянную готовность всех мышц прийти на помощь телу. Причем мы сами этого совершенно не замечали. Мчишься на лыжах по плотному скользкому насту и думаешь при этом о чем-нибудь своем, не касающемся дороги. Но вот толчок — и тело само мгновенно восстанавливает равновесие. А если и свалишься, то тут же снова поднимешься, глянешь, целы ли лыжи, и снова в путь. И очень жаль, что в городе это ценное качество со временем исчезает.

Всякий, начинающий рассказывать истории про собак в компании обыкновенных, не слишком стойких людей, совершает непростительный грех.

Джером К. Джером

Я люблю почти всех животных, В детстве под Новый год я иногда ходил в лес и там оставлял у каждой норки по маленькому кусочку хлеба — пусть и у зверушек будет праздник. Поэтому отведу несколько страниц и нашим веселым четвероногим друзьям.

Первым псом на зимовке был Барбос — любитель свободы, путешествий, дальних дорог. Неопределенной породы, пегий, поджарый, с сильными лапами и неутомимыми мышцами, он не имел хозяев и очень дорожил своей независимостью. Но в нас он почувствовал, видимо, что-то родственное по духу и остался на станции, где уже обитал маленький черный щенок. Мы сколотили для них конуру — общежитие, и жизнь собачья протекала, быть может, и в тесноте, но не в обиде. Ветер, мороз и снег Барбоса совершенно не беспокоили, но цепь повергала в ужас. Немало забавных происшествий пережили мы с ним.

Рекса, громадного лохматого киргизского волкодава, бросили больного пастухи, уходя с летних пастбищ. На Кызылче его вылечили, и он остался на станции. В одной из собачьих драк ему почти оторвали верхнюю губу, что придавало ему весьма мрачный и свирепый вид. Однако, несмотря на такую внешность, он обладал добрейшим характером. Он позволял класть себе в пасть руку, щекотать свое светлое поджарое брюхо и даже пытаться развязывать узелок, завязанный природой на кончике его пушистого хвоста. В ответ на эти шутки он лишь снисходительно скалил свои белые клыки, которыми можно было загрызть слона. Лет Рексу, по-видимому, было немало. Однажды, почуяв близкую смерть, он ушел в горы и не вернулся.

Жила на станции некоторое время и черная сучка Пальма; характером она ничуть не походила на добродушных кобелей, и ее застрелили пастухи, когда она пыталась напасть на ягненка.

Из младшего собачьего поколения на станции дольше всех жили сыновья Рекса и Пальмы, Бяша и Черт. Большой, несколько флегматичный Бяша был желтовато-белого цвета и несколько напоминал белого медведя в миниатюре. В противоположность ему Черт был совершенно черный, как собака Баскервилей. Однако при устрашающей внешности оба пса имели самый милый характер. Хотя добычи в районе станции для них почти не было, в марте по крепкому насту им иногда удавалось загонять и приносить на станцию линялых лис-караганок. Некоторые из нас фотографировались с ружьем в одной руке и с лисой — в другой. Собаки при этом сидели в стороне и ехидно улыбались. На цепь псов мы не сажали, в упряжку не впрягали — все-таки горы, да и снег глубокий, — однако приятно было просто идти на снегосъемку или гидропост в сопровождении двух свирепых на вид существ, повинующихся любому твоему слову или жесту.

Правда, наши псы далеко не были ангелами в собачьем облике. Однажды кто-то из нас привез на станцию четыре килограмма замечательной копченой колбасы, которую на всякий случай подвесили к потолку в чулане. Пронюхав об этом, Бяша потихоньку открыл лапой дверь и пробрался в запретную зону. Колбаса висела высоко. Бяша задумчиво почесал задней лапой за ухом и пошел за котом. Как они сговорились, для меня до сих пор остается загадкой. Наверное, каждое животное кроме родного знает еще несколько звериных языков. Так или иначе, Бяша объяснил коту обстановку, и хвостатые грабители пошли «на дело». Пес стал в дверях «на стреме», а кот полез на потолок. Добравшись до колбасы, он вцепился в нее и стал раскачиваться, пока та не сорвалась с гвоздя, и похититель вместе с добычей шлепнулся на пол. На стук выскочили сразу же заподозрившие недоброе хозяева колбасы. Быстро оценив создавшееся положение, Бяша схватил в зубы колбасу и кинулся наутек. Кот хотел последовать за ним, но был схвачен за шиворот и тут же выдран. После этого он всю ночь выл басом на чердаке, жалуясь на свою незадачливую судьбу. А его более удачливый сообщник слопал все четверть пуда вкуснейшей колбасы и чувствовал себя на собачьем седьмом небе. На дворе дул ледяной ветер, трещал мороз, замерзший Черт под крыльцом лязгал от холода и зависти зубами, а Бяша кувыркался в снегу, купался в сугробах. Ему было очень весело и, по-видимому, очень жарко.