Собачьи зубы, собачье сердце - страница 9

— Ну и нахер тебя.

— Гуань, послушай…

— Иди ты нахуй, Чжо. Я сам в состоянии решить, когда буду готов драться. Где Ли?

Чжо морщит лоб и жестом, полным раскаяния, разводит руками.

Блядь, если Ли тоже куда-то пропал, дело пахнет жареным. Однажды он уже исчезал — вернулся через пару недель со свежими синяками, оставленными явно не в уличных боях. В них было слишком много личного. Такие синяки оставляют бухие отцы или ёбнутые отчимы.

Чжо как будто мысли читает. Говорит:

— Он предупреждал, что его не будет какое-то время. Не хочет работать без тебя.

И добавляет осторожно:

— Слушай, по поводу Гао…

— Плевать на Гао.

— Я настоял на том, чтобы они больше носа здесь не показывали.

— Им же лучше, — на ходу бросает Рыжий, сверлит разъярённым взглядом железную дверь и здоровяка в чёрной обтягивающей футболке возле неё.

— Я жду тебя в следующее воскресенье, — говорит Чжо. — Могу посоветовать хорошую заживляющую мазь.

Рыжий оборачивается у самого выхода. Рядом с ним тяжело дышит хмурый охранник. Ходят слухи, что он даже говорить умеет, но Рыжий не слышал ни разу. Только тяжёлое, как у питбуля, дыхание. Чжо обожает называть его «секьюрити», но никак не сподобится заказать этому чуваку официальную форму с принтом.

— Я приду в среду, — говорит Рыжий. — И если ты опять выставишь меня, распрощаемся, понял?

Так выглядит блеф. Хорошая мина при плохой игре.

— А в школу ты не ходишь? — Чжо тактично игнорирует вторую часть фразы.

— Ты моя нянька, что ли?

— Боже упаси.

— Увидимся в среду.

«Секьюрити» захлопывает за ним железную дверь так многозначительно, что толчком воздуха даёт по лопаткам.

На улице пасмурно. На лице тоже.

Рыжий знает, как он выглядит. Как будто его отмудохали мордой об асфальт в конце прошлой недели. Поэтому молча хмурится в ответ на взгляды прохожих, когда выходит из переулка и идёт в сторону «Тао-Тао».

Легко сказать «приходи через неделю», когда у тебя в сейфе куча бабок. Урод.

Чжо урод не в том смысле, когда так и чешутся руки рожу начистить. Если так подумать, он прав, и выйти на бой с двумя едва затянувшимися ранами на лице, это всё равно, что сразу объявить всем обо всех своих слабых местах. Или встать посреди военного стрельбища со здоровенной красной мишенью на груди и умереть, прежде чем закончишь орать: «Хуй вы в меня попад…».

Рыжий провожает взглядом автобус, мысленно подсчитывает свои сбережения и немного успокаивается: до среды протянуть можно. Если не покупать сигареты и экономить на проезде. В «Тао-Тао» платят после каждой смены, поэтому с голой жопой он в любом случае не останется.

Безвылазная неделя дома — это три потерянных боя. Обидно. Со школой как-то проще — вчера матери звонила завуч и интересовалась, как здоровье Гуаня. Мать ответила, что уже значительно лучше. Завуч предложила их семье услуги школьного психолога. Мать бросила быстрый взгляд на сосредоточенно жующего свой ужин Рыжего и, прикрыв трубку рукой, вежливо отказалась. Затея с психологом — полное гонево, тут даже в воду не гляди. Рыжий не какой-нибудь шизик.

От мысли о школе начинают ныть зубы. И дело вовсе не в разбитой десне.

Школа означает, что ко всем его проблемам опять добавится этот… уёбок. От одной мысли о нём хочется по чему-нибудь врезать. Эта неделя дома была приятным отпуском по сравнению с тем, как проходили последние полтора месяца.

Как Рыжий ни старался, у него не вышло найти этому объяснение. Мажор, который самоутверждается? Мажор, которому стало скучно? Мажор, которому настолько крышу рвёт от собственной крутости, что он решил посвятить себя дебильным задрочкам?

Что это вообще? Это поддаётся хотя бы какой-то классификации?

У Хэ Тяня хоромы больше, чем вся их улица. Самомнение примерно того же размера. У него дорогая одежда и какие-то галимые чайные духи. Такая порода чуваков — это единственное, что может вывести Рыжего из себя за сотую долю секунды. Как мотор завести. Врн-н-н.

Какого хрена ему неймётся?

Они просто случайно встретились взглядом, когда после боя с Ли Рыжий еле доволок ноги до школы, а там присел на бордюр, дыхалку перевести, потому что в таком состоянии домой было нельзя. Только вот Рыжий отвернулся, а Хэ Тянь как будто до сих пор на него смотрел.