Сокрушение тьмы - страница 7

Справа, весь на виду, лежал городок Лодейное Поле. Он стоял, как крепостная стена над обрывистым берегом, и сосны с обломанными вершинами были похожи на вскинутые трубы фанфар, вот-вот готовых протрубить о начале битвы. Над рекой, подсвеченные солнцем, кружились розовые чайки. Тумана уже не было.

— Все-таки странно, не правда ли, такая тишина! — продолжал Бакшанов. — Как будто никто ничего не знает, никто ни к чему не готовится. И финны ничем себя не выдают. Неужели они действительно ни о чем не догадываются?

— Ну да, нашел дураков! — с чувством скрытого превосходства над друзьями и подчеркивая это усмешкой, ответил Боголюб, давая понять, что уж ему-то кое-что известно на этот счет. — Знают и наверняка приняли меры.

Бакшанов загорячился:

— Да какие тут меры можно принять против такой силищи? Я бы на их месте драпал сейчас до самой Питкяранты.

— Ну, Леня, даешь дрозда! Можно подумать, что тебе известно, сколько у них войск?

— Да уж надо полагать, меньше нашего.

— Так и положено, чтобы наступающий имел больше и сил, и средств. Но и лишнего никто тебе тоже не даст. Будь уверен, все рассчитано. Даже панцири, которые нам выданы, брошены на весы.

— Значит, нашим известно, какие у них силы? — спрашивал Бакшанов.

— В общих чертах, конечно. А ты как думал? — назидательно отвечал Боголюб. — Но в итоге побеждает тот, у кого сплав духовных и физических сил оказывается крепче. Все ли понял, любознательный юноша?

Залывин, который все время чувствовал себя настороже, вдруг поднял голову, и лицо его чуточку побледнело.

— Ребята! Смотрите, ракета!

И едва они проследили за россыпью гаснущих искр, где-то за Лодейным Полем послышался залп одинокой «катюши», а спустя еще несколько мгновений уже были видны в глубине неба крохотные тельца снарядов, несущиеся по крутой траектории.

А немного погодя со стороны Ладоги появились первые штурмовики. Они шли над тем берегом круговым заходом, отдельными звеньями и тут же вытягивались в четкую нитку строя, образуя своеобразную карусель над вражескими позициями. Затем стали падать в пике, и почти одновременно на том берегу начала медленно вырастать высокая стена дыма.

И тут все трое снова обратили внимание на аэростаты, которые до этого двумя серебристыми китами плавно покачивались над самой землей у опушки соснового бора, окаймляющего поле. Сейчас они стали быстро взмывать в небо, и тогда на поле, возле орудий, забегали, засуетились артиллеристы, послышались отрывистые команды, задвигались орудийные стволы, нащупывая каждый какую-то свою, строго определенную точку. Каких только не было здесь орудий и установок: и длинноствольные, и с короткими стволами, и прямые, и конусные, и вообще без всяких стволов — с одними рельсами, на которых лежали двухметровые головастые снаряды.

Вдруг огромное поле вздрогнуло, заколебалось, выплеснуло с адским грохотом первые огненные смерчи. Сначала это было непостижимо, непосильно для слуха, но скоро грохот в ушах обмяк и превратился в сплошной гул, тяжело давящий на перепонки. Лишь земля продолжала биться мелкой сотрясающей дрожью.

— Ну, началось! — заметно волнуясь, прокричал Залывин, но голос его был моментально смят, задавлен ревом сотен орудий.

Мимо ребят, торопясь куда-то, пробегал командир взвода санитаров-носильщиков лейтенант Брескин с санинструктором Фокиным. Боголюб увидел на руке лейтенанта крупные, сияющие никелем часы, жестом дал понять, что хочет узнать время. Его, как ординарца Макарова, в полку знали все и относились к нему с уважением. Брескин на ходу, не останавливаясь, сунул к глазам руку с часами и побежал дальше. Стрелки показывали без четверти двенадцать.

Внезапно появились два неприятельских самолета. Они вынырнули из-за леса и теперь шли над краем поля прямо на аэростаты. Корректировщики в люльках, да и те, кто были внизу, заметили их, должно быть, сразу, но было поздно. Бегло, разобщенно застучали зенитки, на «студебеккерах» бешено завизжали лебедки, осаживая аэростаты. Однако приземлить их оба не удалось. Головной самолет прямо на глазах у нескольких тысяч людей выпустил длинную очередь в гигантское серебристое тело, и оно рвануло всплеском пламени, разметав в небе искрящиеся на солнце горящие клочья, но еще раньше из люльки выпрыгнул человек, потянувший за собой белый шлейф парашюта, и теперь его стремительно догоняла люлька. Она задела краем наполнявшийся воздухом купол, перехлестнула его, и было видно, как человек на стропах качнулся, дернулся и продолжал падать, хотя и не столь стремительно. С перехлестнутым куполом трудно было приземлиться удачно. Но тут над полем выскочил откуда-то наш истребитель. Неприятельские самолеты кинулись наутек. Истребитель погнался за ними и с ходу поджег один из них длинной очередью. Что стало со вторым, проследить ребятам не удалось: самолеты скрылись за грядой леса.