Сокрушение тьмы - страница 8

Корпус аэростата, избежавшего гибели, снова стал подниматься вверх, но стальной трос теперь не отпускал его так высоко.

За Свирью уже стояла сплошная завеса земли и дыма, и над этой, высотой в добрую сотню метров, завесой можно было видеть даже деревья, вырванные с корнем. Издали казалось, они поднимались медленно, подхваченные огненным смерчем, и медленно, перевертываясь, падали обратно. В воздух летели огромные куски разрушенных дотов, как спички, взлетали бревна накатов, большими мохнатыми птицами взмахивали вверх пролеты густо оплетенных проволочных заграждений. А канонада продолжала греметь, и самолеты, не переставая, крутили свою смертоносную карусель. Земля постоянно вздрагивала, как живая, словно било ее ознобом. Так прошло два долгих напряженных часа. Внезапно артподготовка смолкла. Это и было условленным знаком начала ложной переправы.

— Ну, ребята, пора! — поднялся Залывин.

Понадобилась всего лишь минута, чтобы они сбежали вниз, к подготовленной для них лодке. Десять чучел плотно сидели в ней, ошарашенно и немо глядели из-под касок крупно нарисованными углем глазами. Все были в шинелях, подпоясанные ремнями. Чучела готовил учебный батальон. Сделали мастерски. В лодке лежали панцирь Залывина, вещмешок, скатка и противогаз. Все было наготове.

— Толя, когда поведешь впереди себя лодку, не забудь, сбрось сапоги, — заботливо наставлял Бакшанов. — А то потеряешь. Смотри, какое течение!

— Не забуду, сброшу.

— И сразу не суйся вперед. Оглядись, — подсказывал Боголюб. — И не робей. Выдержки у тебя хватит.

Залывин и не робел. Странное у него было чувство при этом расставании. Не страх испытывал он, а почти радость. Отчетливо сознавал, что сейчас и другие добровольцы на виду у всех войск пойдут первыми на ту сторону. И в том, что они пойдут именно первыми, будет их отличие от других; тысячи глаз будут смотреть на них, десятки командиров орудий станут по ним следить, откуда выпущен снаряд с вражеской стороны… Так и умереть, наверное, не страшно…

Ребята обняли Залывина.

— Ну, до встречи!

— Пока!

Над рекой больше не было розовых птиц.

Несколько пар сильных рук дружно приподняли с двух сторон лодку и, качнув намертво присаженными в ней чучелами, оставляя на прибрежном песке глубокий косой след, устойчиво вогнали ее в воду. Залывин, сидя в окружении чучел, взмахнул веслами. Упругое течение, сразу обнаруживая скрытую силу реки, подхватило лодку, своенравно понесло ее вниз. Упершись ногами в шпангоут, изогнувшись до хруста в крестце, он еще раз кинул на воду весла, и лодка, обузданная им, чуть наискось пошла вперед. Смотреть по сторонам было некогда, но, косясь то вправо, то влево, видел Залывин, как торопливо, в спешке обивая руки, может, чересчур волнуясь, с первыми взмахами весел отваливали от берега другие гребцы. Слева в поле зрения появился небольшой плотик, тоже весь усаженный чучелами, и единственный солдат на нем стоял во весь рост, отчаянно отгребался шестом, пытаясь дать плотику направление, а плотик крутило, как подхваченную быстриной щепку, и тянуло назад, опять к берегу. Кажется, это был Чухреев. Он что-то кричал, широко разевая рот, и Залывин ухватывал только взглядом смену выражений его перекошенного бессильем лица да видел черную дыру распяленного криком рта. Сейчас вряд ли кто из добровольцев думал о правом береге, к которому надо было пристать, о береге и о неприятеле, возможно где-то уцелевшем после такой лавины снарядов и бомб и теперь готовом взять на прицел отчалившие от берега плоты и лодки. Залывин, к примеру, напрочь забыл об этом, все посылая и посылая с каждым взмахом весел лодку вперед, пока наконец не почувствовал, что она пошла легче, быстрее, без особых его усилий. Остальные, кого он видел, уже плыли позади своих лодок и плотиков. Он тоже бросил весла, снял сапоги и поплыл следом за лодкой, как все.

Чучела, плотно усаженные в два рядка, скалили нарисованные зубы, пялили большие глаза из-под надвинутых касок, немо спрашивая, куда и на какое лихо он везет их. Что-то и в самом деле было трагическое и обреченное в этих неподвижных позах и взглядах чучел, даже жутковато становилось от такого близкого соседства не настоящих, но совсем как живых солдат. «Ну-ну, все будет хорошо», — успокаивал их Залывин.