Солдаты Александра. Дорога сражений - страница 31

В чем, спросите вы, разница между лошадью и мулом? Мула легче поймать. А это не мелочь, когда тебя затемно гонят в дорогу. У мулов более покладистый нрав и сильней развито стадное чувство. Можно привязать одного вожака, а остальных просто бросить: они никуда не уйдут. Передние ноги у мула длинней, чем у лошади, они не артачатся перед спусками, и кости у них покрепче, не ломаются почем зря. И потом, мул никогда понапрасну не паникует. Лошадь, застрявшая в снежном заносе, разорвет сердце, пытаясь освободиться. А у мула хватает ума стоять спокойно и ждать, когда кто-нибудь подойдет. Правда, мулы более твердолобы, дружелюбными или там преданными назвать их нельзя. Если ты упадешь и повредишь ногу, хороший конь тебя не оставит. Мул же бросит на тебя взгляд типа «прости, приятель» — и порысит себе дальше.

Если вам вдруг захочется уяснить, почему армия Александра превосходит другие, то среди всего прочего советую обратить особенное внимание на одну вещь. Любой боец в македонских понятиях — фигура самостоятельная и сам себе голова. У нас нет строгого разделения обязанностей по рангам, не существует мелочной командирской опеки. Сами посудите, в какой еще армии мира доверили бы что-нибудь мало-мальски серьезное таким зеленым и необтертым оболтусам, как я и Лука. А у Александра самостоятельность поощряется. И рядовым нисколько не возбраняется подменять младших своих командиров, а уж любого младшего командира назначай хоть в стратеги.

Все строится, так сказать, на доверии. Мол, оно накладывает на человека ответственность, а та выковывает боевой дух.

Другое дело, что жизни подчас такое доверие вовсе не облегчает. Даже наоборот. Ответственность-то на нас — и немалую — возложили, но никакой поддержки не предоставили. Бросили, словно слепых кутят в воду, как хочешь, так и выплывай. А как тут выплывешь, когда тебя то и дело норовят притопить псы постарше, поразворотливей и позубастей. Все в чинах, все с заслугами, а задание у них ровно такое же, что и у нас.

Хуже того, как раз на днях наше формирование нагнала двенадцатитысячная колонна отдыхавших под Экбатаной солдат, и им тоже позарез нужны мулы. В результате на торжище столпотворение, равнодушных ко всему на свете тварей рвут прямо из рук, и если каким-то чудом к вечеру нам удается приобрести восемь, наверное, самых задрипанных в Афганистане животных, то где раздобыть еще столько же, мы не имеем ни малейшего представления. Все выбрано подчистую. В добавление к этой проблеме наш благодетель, афганский торговец по имени Ашнагур (чтобы язык не ломать, мы зовем его Ашем) содрал с нас двойную цену за свой еле переставляющий ноги товар, и монет у нас с Лукой остается еще лишь на пару голов. Это, если вы понимаете, вчетверо меньше, чем необходимо.

Аш, видать, проникнувшись сочувствием к нашему затруднительному положению, приглашает нас в свой бичи — сараюху из козьих шкур, куда вместе с нами набивается десятка два его родичей, и угощает обедом. Рисом с курятиной, творогом и лепешками нас потчует то ли жена его, то ли дочь. Разобрать невозможно, видны только руки. Трапезничаем, сидя на коврах, брошенных прямо на голую землю.

— Мулы стоят дорого, — замечает Аш.

Мы говорим ему, что знаем это.

— Женщины дешевле.

Мы не понимаем.

Наш хозяин указывает на вьючный тюк и поясняет:

— Три женщины могут нести такой же груз, как один мул, но едят вдвое меньше. Кроме того, в отличие от мулов, — он усмехается, — их можно использовать и по-другому. Особенно по ночам.

Часа за два до полуночи мы, кое-как разобравшись со своими делами, находим дом, где мой брат сумел снять «довольно приличную комнатенку». С ним, как я понял, еще квартируют два его сослуживца.

Дом этот обретается в самом центре поселка Грам Тал, он набит битком, ярко освещен, слышны кимвалы, кифары. Народу там столько, что не протолкнешься, но моего брата нигде не видать. Обстановка походная, можно не опасаться, что ненароком сунешь нос в женские помещения, их здесь попросту не имеется. Зато самих женщин много, они угощаются вместе с мужчинами. Шлюхи, наверное, а может, не шлюхи, впрочем, до их положения на общественной лестнице нам дела нет. Мы ищем Илию, но безрезультатно, у нас опускаются руки. К счастью, во всей этой сутолоке вдруг мелькает знакомая физиономия. Это Коста, бравый историограф, с которым мы виделись по дороге из Фрады. Он охотно соглашается помочь нашей беде. Однако, как выясняется, в доме разом идут четыре пирушки, а все гости перепились и жаждут общения, так что до задней комнаты, где расположился мой брат, мы добираемся только через полчаса.