Стихи 1984 – 2016 - страница 41

в многорядном эхе преследует звук неверный

одичавший голос и ключ качается на тесьме

да кривой молоточек да вилочка с нотой первой

а уйдешь от него превратишься в белесый шум

в полонез на расческе в кошачью руладу ночью

голой жуткой весны в поножовщину и тужур

наступившей лямури в горящее многоточие

2007

Просыпайся, рассвет прекрасен как вспоротый самурай.

Видишь, радио пляшет, отгибая пальцы и извиваясь

под распевы убогих, поющих Семи Хорям,

Крысодеве немилостливице, да Белке, держащей в пальцах

небольшой, всеми проклятый, синий, текучий шар,

да вот все не решится - разгрызть его или спрятать,

чтобы взошедшее дерево, оскалившееся дышать,

разевало рты в темноту, в угольные ее пряди.

даже Господь наш Зайчег не знает, куда качнет:

в левое ухо плач ей, а в правое тишина

где беззвучно ступают мыши, и тишина течет

белой ослепшей молнией - только тебе ль не знать,

ее синие ветви горят на твоих руках

прорастают насквозь, цветут в разинутом рту...

Сотона наша Мурка, с головою, скрытою в облаках,

наш цветочный тигор, идущий по синей ртути.

2007

сон пергаментных львов, что цветут с четырех сторон

обветшалой земли, на изгибах реки океана,

что течет вокруг мира, бурля от чудовищ, эон

за эоном, за именем имя, а следом за нами -

снова мир без людей: каракатицы, черная тушь,

гривы диких закатов, бесследных, не знающих глаза.

....и задрал бы изиде подол, да боишься найти темноту,

пауков по краям - а чуть что и набросятся сразу.

у батрахофагов, молящихся башне, был скриб,

что сказал: упраздняется кружево. я скажу: хуже -

упраздняется все - раз нет кружева, нет ни игры,

ни изиды с шахной, ни лягушки на ужин.

2007

Война дописана. Что вырыто пером,

могила все-таки, и желчь плывет по рекам,

драконьи потроха, в огнях железный гроб

со змиеборцами.... В глуши библиотеки,

стоящей, словно лес, за тридевять небес,

скриб сводит лоции, на карте - здесь драконы,

там девы задарма, а там, сказав себе

превед, шарахнется от речи незнакомой

несчастный автохтон, не ведающий, что

он думает на языке, подобном сну и дыму

над темною водой, где в глубине костром

горит царьград из змей, весны и нефаллимов.

2007

Раскаленный грош солнце и грош ледяной луна.

Тонкая пленка земли над слоистою темнотою,

книгой шеола, медленно выговаривающей времена,

языки и царства. Наша осень лежит простою

желтой, хрупкой закладкой - листик, сверкающее крыло

нимфалиды, не помнящее себя облако с алой прядью.

Тем, что было прежней, уже укатившейся головой -

связка диких ключей, гроздь железного винограда.

2007

Ты копай, там грош, неразменный как вереск снов.

Всё, что есть под солнцем - боян, замечает Книга,

под луной всё ветер - сквозь холмы, сквозь картон домов,

и свистящие головы, где верещат и прыгают

семихвостые думки, и сыплешь им что пожрать,

чтобы не стать к утру полутелою умной чудью,

и колесико ладишь - бежать и опять бежать

в мельтешащие дали. Забудь, и с тобою будет

то же самое, что как если бы зубастые, дикие унесли

тебя в ночь зверьки, или птички под синей крышей

уложили на алое облако, смотреть как горят вдали

бесприютные звездочки над землею, почти неслышной.

2007

мы как рыбы над нами затягивается полынья

темно-белые дни как рисунок на хрупкой бумаге

где гравюрные выдохи где наверху ни огня

над дымящимся градом над весью унылой где зраку

остается животная серая радуга желтый фонарь

синеватые губы кровавые пятна в подъезде

лес как черные веники воткнутый в снег заслонять

горизонт а точнее отсутствие шва в этом месте

2007

застегнуто горло на железную пуговку.

записано накрепко имя/фамилие.

ветер внутри и снаружи, и перепуганная

птица уже не ведает, где она машет крыльями.

оно понятно, и мне хотелось дойти до стены

или обрыва, но чтобы видеть где здесь - где там.

но открываешь глаза и лишь видишь другие сны,

а когда эти реки сливаются, получается пустота.

не расстегивай пуговку (железную, что на горле),

станет едино, что вдох, что выдох, выльются в небеса

голосящие стаи, земля снова станет голой,

не вполне существующей. так что не трогай сам.

2008

из такой дали, что о милях твердить, как водомерке звенеть о море,