Стимулы и институты - страница 11

Даже беглый взгляд на ключевые экономические параметры должен убедить любого в том, что нечто глубоко порочное происходило в России в период «перехода к рыночной экономике» еще до кризиса, проявившегося поздним летом и осенью 1998 г. в дефолте правительства и крахе программы макроэкономической стабилизации. Семь лет перехода к рыночной экономике со всей очевидностью не привели к результатам, на которые надеялись российские реформаторы и их западные доброжелатели. Расхожая мудрость, делающая упор на либерализацию цен, приватизацию и макроэкономическую стабилизацию, в российской действительности просто не работает.

К лету 1998 г. объем промышленного производства в России снизился на 60 % по сравнению с пиком 1990 г., а за 1998 г. он уменьшился еще на 5 %. В конце 1990-х годов загрузка основных фондов на крупнейших промышленных предприятиях находилась на уровне 10 — 40 %. Капитальные вложения продолжали падать даже быстрее промышленного производства и находились на уровне 20 % от наивысшего показателя 1990 г. Средний возраст основных фондов в российской промышленности составлял 14,7 года, что в два раза больше, чем в 1970-х годах5.

Деиндустриализация быстро прогрессировала в самом промышленном секторе: с 1990 г. в два раза сократилась доля машиностроения (с 24 до 12 %), а текстильная промышленность (12 % промышленного производства в 1990 г.) и вовсе практически прекратила свое существование. Сектор добычи минеральных ресурсов, тоже сокративший свое производство в абсолютных цифрах, ныне составляет около 50 % от того, что осталось от промышленного производства.

Ситуация выглядит не намного лучше и с точки зрения частных фирм. Будучи далека от «гигантского шага в направлении к эффективному собственнику», как это заявляется в широко цитируемой книге о российской приватизации Бойко, Шляйфер и Вишны [27, с. 83], программа российской приватизации потерпела сокрушительное фиаско. Достаточно сказать, что по прошествии шести лет с начала приватизации доля убыточных приватизированных предприятий превышала 50 % еще до финансового краха августа 1998 г. и что ко времени этого краха задолженность этих предприятий составляла до 25 % годового ВВП (с тех пор положение существенно ухудшилось). И в довершение всего, едва ли 30 % сделок между приватизированными предприятиями обслуживаются деньгами (70 % осуществляются путем бартера или взаимозачета).

В отличие от промышленного сектора сектор услуг (включая приблизительные оценки Государственного комитета РФ по статистике, сделанные несколько лет назад по так называемой параллельной или теневой экономике) теперь составляет более 60 % ВВП. По альтернативным оценкам, доля теневой экономики даже выше той, что указана в официальных документах, но в любом случае даже многие из официально зарегистрированных предприятий в этой сфере прибегают к теневым сделкам. Более пристальный взгляд на внешне процветающий (по крайней мере, до последнего времени) частный сектор в услугах, торговле и банковском деле российской переходной экономики обнаруживает (это, пожалуй, и неудивительно), что в общем виде мы имеем здесь дело не с зародышами новой институциональной формы, а, скорее, со средством финансового обмана, замедляющим, а не продвигающим фундаментальные системные изменения. Большая часть деятельности в этих секторах направлена на поиски способов присвоения средств, заработанных сырьевыми отраслями.

В финансовом секторе, несмотря на внедрение весьма развитых компьютерных систем торговли, товарных и фондовых бирж, сколько-нибудь значительного рынка капиталов не существует. До финансового краха августа 1998 г. в России действовало около 1500 «банков». Однако выполняемые ими функции были достаточно далеки от тех, которые можно ожидать от коммерческих банков в нормальной рыночной экономике. Вместо посредничества в потоках свободных средств между хозяйствами и фирмами они действовали как спекулятивные «пулы», предоставляя предельно краткосрочные коммерческие кредиты бизнесу, прежде всего связанному с экспортно-импортными операциями, и правительству — для финансирования бюджетного дефицита. Почти все инвестиции, которые все еще делаются в России нефинансовыми фирмами, изымаются из прибыли, и только 3 — 4 % всех займов, предоставленных российской банковской системой в 1994 — 1998 гг. (после того, как правительство отказалось от направления централизованных кредитов через банковскую систему), были долгосрочными займами со сроком погашения более одного года.