Страна поднимается - страница 32

Незадолго до полудня он встретился с прежним старостой Харо. Нуп знал его довольно давно. Увидав Нупа, тот остановился, потом сделал шаг, другой, третий и вдруг заплакал в голос.

— Ах, Нуп, беда!.. Горе горькое… Люди Харо и сами-то не хотят больше здесь оставаться… Зачем же ты, Нуп, еще тридцать земляков своих сюда послал?..

Нуп до крови закусил губу, чтобы не заплакать.

— Я!.. Да не посылал я их, дядюшка… Ну, а как они там, расскажите. Я с гор спустился, вон какой конец отмахал, чтоб узнать…

Они уселись рядышком за густыми зарослями родомирта, у дальнего от дороги угла поля. Нуп, опершись щекой на руку, слушал рассказ старика из Харо о недавно попавших сюда тридцати восьми его, Нупа, односельчанах. Низкий голос старика звучал гулко и отрывисто. Слушая его, Нуп безотчетно бил пальцем ноги по угловатому камню, бил с такой силой, что едва не сорвал ноготь; из-под него проступила кровь, но Нуп не чувствовал боли. Лицо его посерело. По щекам текли слезы.

— Хватит, дядюшка… Дальше не надо!..

Голос его дрожал. Он вытер слезы.

— Да нет, продолжайте… Хочу узнать все… Говорите, говорите…

Старик снова начал неспешное свое повествованье.

Лишь сегодня, впервые за пять лет, Нуп узнал толком о страданьях и бедах людей бана, согнанных французом сюда, в «новую деревню». Наверху, в горах, только и слышишь, бывало: у тех, кто ушел к французу, соли вдоволь, полно разной одежки. Теперь все понятно. Да, соли вдоволь и одежки полно. Только у кого? В деревне Харо четыреста человек, а достаток в одном лишь доме — у старосты. Как же тогда прочий деревенский люд? Нет, нет у него соли приправить еду, да и одеться не во что. Француз из деревни никого не выпускает. Утром только после того, как часы у француза прокричат восемь раз, он открывает ворота и выпускает народ в поле. Под вечер, когда часы прокричат пять раз, все обязаны возвратиться, ворота запираются. Люди живут в загоне, как свиньи да буйволы. Круглый год во всякое время гоняют их на работы. Посадят на самобеглые повозки железные и везут на земли француза — плантациями зовутся — в Плейку, в Биенхо или Датхоа. Пробудет народ там месяц, а то и два, вернется — все хворые, слягут и не встают; трава тем временем на полях вымахает выше риса. Есть нечего — голод. Девушек деревенских француз, почитай, чуть не всех перепортил. Уведет к себе, а как отпустит, болеют бедные, маются. Иные, бывает, разорвут юбку, обернут полосу вокруг шеи, перебросят через ветку манго, что растет посреди деревни, да и удавятся насмерть. Молодых парней француз угоняет силком в войско, увозит кого в Банметхуот, кого в Конгтум или Ламвиен… А месяц назад француз заподозрил одного человека: тот, мол, ходил в горы да виделся с «господином Мином»[17]. Пригнали его назад, избили чуть не до смерти, потом отрубили кисть руки. «Руку ему отрубили, — сказал француз, — чтоб неповадно было держать сторону господина Мина…». Старик почти ничего не знал ни о тридцати людях из Конгхоа, пришедших сюда недавно, ни о восьмерых, что были схвачены раньше. Слышал лишь: француз велел им ставить дома рядом с людьми Харо и расщедрился на малую толику соли, только соль эту брать никто не стал.

— Я хочу встретиться с кем-нибудь из них, — сказал Нуп. — Вы не поможете мне, дядюшка?

Старик думал очень долго. Наконец взял Нупа за руку и сказал:

— Что ж, ладно. Сегодня вечером на этом поле. Идет?

Наступил полдень. Нуп пристроился в густой тени под деревом, решив хоть немного поспать. Но сон не шел. Он снова подполз поближе к деревне Харо. В ярких лучах солнца она выглядела особенно бедно и неприглядно. Нуп встал, прячась за деревом, и долго глядел на нее. Слезы застилали ему глаза.

Вечером он ждал поодаль от условленного места. Забравшись на высокое дерево, он смотрел вниз, на поле. Вот кто-то вышел из леса, остановился на краю поля, огляделся вокруг и тихонько позвал:

— Эй, Нуп!.. Где же ты? Нуп!..

Да это голос старой Ху. Нуп почувствовал, будто внутри у него вспыхнуло жаркое пламя. Он соскользнул с дерева, не заметив даже, как ободрал до крови живот.

— Полно, матушка, не плачьте, — сказал он. — Мне ведь о стольком надо вас расспросить…