Странная фотография - страница 42

— Но папа очень талантлив, матушка! — воскликнула Ксения.

— Это хорошо, что ты так его любишь. Талантлив, конечно! Человек может перешагнуть через одну, две ступени, рвануться вперед… если сумеет перепрыгнуть через самого себя. Если твой папа сам себе поможет… его талант проявится очень ярко, это повлечет за собой и успех… Тогда его жизнь изменится.

— Как это… сам себе поможет?

— У каждого из нас — свои слабости. Они проявляются в похожих жизненных ситуациях, которые повторяются снова и снова, чтобы мы могли их увидеть, понять, в чем наша слабость. Ага, вот оно! — осеняет вдруг человека, — тут опять та же ловушка, тот же тупик, в который я угодил! А почему? И он начинает думать и следующую похожую ситуацию разрешает иначе, по-новому. Значит, он освободился, изжил какой-то свой грех… Я понятно говорю?

— Очень понятно, матушка!

— Часто грех отца или деда передается сыну, но уже удвоенным, утроенным, — знаешь, как снежный ком, — потому что отец или дед не сумели его отработать, изжить… передается, чтобы тот поработал за них обоих. И опять повторяются похожие ситуации, ему как бы указывают: будь внимателен, вот твое испытание, взгляни на себя со стороны. А подумай, не повторяется ли с отцом что-то похожее, не угодил ли он в ту же самую западню, что и недавно?

— Да, да, точно! Сейчас, сейчас, я почти уловила… Да, летняя история, когда дедушка просил папу не связываться с Валетом, его приятелем, тот предлагал отцу за срочную съемку большие деньги. Папа все же связался, и мы жутко влипли.

— Ну вот. А теперь? То же самое. Мама просит его отдать негативы, не лезть на рожон, а он?

— Уперся и ни в какую! Значит, ему нужно научиться уступать?

— Да, не упрямиться. Упрямство делает человека слепым, и он почти наверняка проигрывает. Во всяком случае, заметно слабеет. А всякая битва требует силы. А как думаешь, какая наша самая главная битва?

— Н-е знаю…

— Жизнь! Пойми, Ксаночка, моя помощь — только нужное слово, поддержка, подсказка — действовать-то придется самой. Никто за тебя твой путь не пройдет — а иначе это будет уже не твоя жизнь. Ты сама должна научиться вышивать свой незримый узор, в нем душа отражается. И вышивать надо так, чтоб узор получился осмысленным и красивым. К несчастью у многих он только путаница узлов и рваных ниток… Но я верю, что у тебя получится. Ну что, попробуешь?

— Да… попробую, — Сеня взглянула в глаза своей собеседнице, их взгляды встретились, и она поняла, что матушка любит её, как свою, родную и… надеется на нее. И этой её любви, этой вере она никогда не изменит!

Что-то как бы перевернулось в ней — словно до сих пор вся она была покрыта каким-то невидимым панцирем, который сковывал и мешал дышать, а теперь он треснул и выпустил душу на волю. И Сеня рассмеялась — так, как будто впервые увидела мир, светлый и радостный, — мир, который принадлежал ей…

— Ну вот, видишь — все у тебя получится. Если сама сумеешь развязать этот узел, значит, уже начала вышивать. Это и будет твой первый стежок первый шаг к себе настоящей! Увидишь, какие силы появятся, как хорошо будет жить… Но теперь — главное. Проша!

Матушка нахмурилась и взмахом руки как будто бы отстранила невидимую тень, павшую ей на лицо. И лицо её вновь прояснилось.

— Я тебе говорила, что не рада этому вашему союзу. Не детское дело лечить домовых…

— А что, Прошу нужно лечить? — Сенины глаза округлились от удивления.

— Еще как! Он нуждается в помощи.

— Но ведь он столько знает… Он же дух! Разве духам нужна чья-то помощь — они же всевластны!

— Ну, не все и вовсе уж не всевластны. Любая сила, в том числе и духовная знает свой предел. Он ведь говорил тебе об иерархии сил, о том, что домовые — низшие духи.

— Да, говорил.

— Ну вот, каждому — свой удел, своя работа дана. И на этой своей делянке — ох, сколько потрудиться надо, чтоб что-нибудь путное получилось… А Проша — он скакун! С одного на другое перескакивает. Твердости в нем нету. И зазнайства много.

— Но ведь… он же светлым хочет быть! Хочет очиститься! Разве это плохо?

— Что ты, девочка моя, это прекрасно! Но нельзя, бросив свою делянку, не пропахав её в поте лица, кинуться на другую, да ещё — почище, получше! Это не путь, а так — одно пустое мечтание.