Странствия с моим гуру - страница 14

— Хэлло, дружище, — окликнули меня, — ты не идешь на прием к немцам?

— Хэлло, Гунар, — приветствовал я соседа шведа, — к каким немцам тебя несет нелегкая?

Гунар был в белом смокинге. Над смокингом — грива светлых волос и щеки, налитые мальчишеским румянцем. Он сразу же снял пиджак и рывком сдернул черную бабочку.

— Пить, — задыхался он, — Разумеется, я еду к «нашим» немцам, к тем, от Круппа и Аденауэра. А тебе не прислали приглашения?

— Нет.

— Ну так я тебя приглашаю к ним, не хочу скучать…

— Нет, старик, сегодня я, пожалуй, никуда не двинусь. Слишком жарко.

— А я люблю немцев. С ними только торговать: умеют считать, черти! У меня была возможность узнать их немного во время войны. Я работал в миссии Красного Креста с графом Бернадоттом… Два года, в Берлине. Надо признаться, что это было далеко не самое приятное место для работы.

С Гунаром Г. я познакомился на первом же индийском «парти». Прием был устроен в саду. Угощение состояло главным образом из зубочисток, воткнутых в миниатюрные тартинки, и густого сиропа с несколькими листочками мяты. Подносы разносили слуги в красных тюрбанах и мундирах опереточных генералов. Руки, подававшие бокалы и наливавшие лимонад, затянуты в белые нитяные перчатки. Зато ноги — босые и черные. Правда, чтобы это заметить, надо нагнуться, потому что их скрывала трава пышного газона.

Красавицы индианки в зеленых и белых сари кутались в тяжелые шали из Бенареса, шитые золотом. Мужчины в тропических смокингах или в национальной индийской одежде — дхоти. Они придерживали край опоясывавшей их ткани, как дама край юбки. Все это избранное общество прохаживалось, словно на манеже, вокруг украшенной множеством лампочек клумбы.

Приглашенные разглядывали друг друга, на их губах застыли улыбки, похожие на гримасы. Болтали о недавней охоте на тигра, жаловались на слуг и на жару. Иногда касались в разговоре политических тем, но от всех вопросов тотчас же отделывались неясным намеком, недоуменным взглядом, кольцом ароматного папиросного дыма.

В тот вечер почтенный советник М. представил меня сразу всем, поэтому я смог запомнить лишь немногих. Все эти разговоры ни о чем вызывали у меня скуку, и я стал подумывать о том, как бы сбежать. Хотелось сбросить с себя все и стать под холодный душ. Какое мне дело до этого парада красавиц, до этой выставки драгоценностей, до гирлянд бесчисленных лампочек? Краем глаза я наблюдал за машинами, высматривая кого-нибудь из знакомых.

И вот тут я заметил своего соседа шведа. Я знал его в лицо, и в этот вечер мы уже обменялись с ним поклонами и какими-то пустячными замечаниями о погоде. Я начал маневрировать, чтобы выскользнуть вслед за ним. Он открыл машину и с чем-то возился внутри.

— Что, зажигание? — спросил я, заглядывая ему через плечо.

— Нет. Все идет гладко. А если вы уж меня накрыли, то прошу глотнуть, — он поднял разрумянившееся лицо и протянул мне плоскую бутылку с коньяком. — Иначе весь этот цирк трудно вынести.

Потом мы приложились еще по разу и единодушно решили, что компания здесь скучная. Чтобы узнать друг друга получше, мы поехали к нему.

— Я гораздо старше вас. Меня просто молодит румянец… Это потому, что я обморозился. Когда началась финско-русская война, меня мобилизовали. Мы заняли позиции на границе в Карелии, за Полярным кругом. Вам знакомо это состояние, когда ты простился со всем и вдруг видишь, какая ничтожная малость связывает тебя с миром, в котором ты жил? Тогда пьют за короля, потом за здоровье матери, наконец, расчувствовавшись, призывают на помощь даже самых дальних родственников. Авось пригодится — ведь они знали нас, должны вспомнить, помолиться за нас, когда нас уже не будет. Остальной мир, для которого мы уже не существуем, для которого мы безымянны, не стоит даже пожатия плеч.

Вот я и нагрузился. Потом пошел проверять посты. Мороз склеил мне ресницы, железной лапой стиснул лицо. Длинный тулуп, сугробы, пушистый снег… Я присел, усталый, и задремал. Хорошо еще, что меня вовремя нашли. Но щеки я обморозил основательно.

Он сидел, вытянув ноги на середину комнаты, и смотрел на окно, о которое бились привлеченные светом какие-то жуки. Забавно было в жаркую делийскую ночь вспоминать морозный север. Швед потряхивал стакан, делал глоток и смотрел на звезды, тревожно мерцающие и такие близкие. По потолку бегали мерно шуршащие лопасти вентилятора.