Стремнина - страница 17

стр.

— Не будем ждать, — предложил Морошка.

— Думаешь, им стыдно станет?

— Все надеюсь.

Игорь Мерцалов, задрав голову с торчащей вперед бородой, неторопливо и картинно вышагивал бережком, у самой воды, словно тщательно вымеряя расстояние от брандвахты до запретной зоны. Это был самый шумный и назойливый парень в прорабстве. Следом за ним шел его приятель — Павел Бабухин, рыжеватый, унылого вида, с жиденькой бородкой вроде тех, что висят на замшелых елях. Неизвестно, по каким причинам, но уже больше года Бабухин покорно и неотступно, как ординарец, следовал за беспокойным москвичом в его странствиях по тайге. Последним, приотстав, семенил низкорослый Лаврентий Зеленцов, искусанный мошкой так, что на его опухшем лице глаза сверкали, как лезвия бритвы. Между этими людьми не было и не могло быть ничего общего, они часто грызлись, как собаки с разных улиц в деревне, но все же держались вместе, особняком от всей бригады.

— Шире шаг! — не выдержав, крикнул им Кисляев, потрясая в воздухе гвоздодером. — Шагай, шагай! Оглохли, что ли?

Улыбаясь в бороду, а это делалось всегда незаметно для людей, Игорь Мерцалов продолжал неторопливо вымерять тропу вдоль берега. И только подойдя к колоде, он заговорил, поигрывая бровью, будто с эстрады:

— А между прочим, рабочий день окончен!

— Зачем же тогда явился? — спросил его Кисляев.

— Зовете! Тревожите! Вон как гудели!

Сдержанный Павел Бабухин легонько дотронулся до рукава заморской куртки своего приятеля:

— Игорь!

— Надоело! — выговорил Мерцалов театрально, запрокинув в небо одутловатое лицо в густой щетине и растирая грудь ладонью. — Тошно от такой жизни!

— Заткнись ты, личность! — неожиданно одернул его Зеленцов — вспыльчивый, крикливый, задиристый парень, особенно во хмелю. — Опять за свое!

— Замолчи, рррожа! — двинулся на него Мерцалов.

— Глядите, да его уже стошнило! — отпрянув, выкрикнул Зеленцов. — Братцы, да под ним лужа!

— У-у, мррразь!

— Брось шюточки! Брось! — завопил Зеленцов.

У Мерцалова от ярости перехватило горло. Воспользовавшись этим, Павел Бабухин указал на воронью стаю, летящую над рекой:

— Всё летят. Всё туда…

— Наговорились, однако? — спросил теперь Морошка. — Не бог весть какое представление, чтобы повторять его каждый день. Вороны вон и те не всегда кричат.

— Айда за мной, — заторопил всех Кисляев.

— Обойдемся без поводырей, — огрызнулся Мерцалов, сожалея, что почему-то растерялся и упустил удобный случай придраться к прорабу, когда тот так ловко выставил его перед всеми горластее вороны.

Начали готовить заряд: одни подносили, вскрывали и опоражнивали ящики, другие таскали ведрами порох к спаровке, третьи засыпали его в узкие и длинные мешки из двойной марли; туго начиненные порохом, они были похожи на колбасы десятиметровой длины. Уложишь восемь таких колбас на наклонной площадке, с небольшими просветами, скрепишь их поверху вдоль и поперек жердями — вот и заряд: он ляжет плашмя на речное дно.

Защищаясь от косых лучей солнца, Арсений Морошка с минуту следил за «Отважным». Теплоход передвигался туда-сюда по шивере. «Найти не может! — понял Морошка. — Вот еще беда!»

Его окликнул Сергей Кисляев:

— А какой заряд будем делать?

— Малый, понятно… — с раздумьем ответил Морошка. — А то батя провозится очень долго…

— А накроем?

— Должны.

Вскоре вернулся Демид Назарыч. Опустив на землю свою тяжелую сумку с боевиками и детонаторами, он поторопил рабочих:

— Поспешай, робя, поспешай!

— Себя торопи, — съехидничал Игорь Мерцалов.

Его дружки с живостью подхватили:

— Гляди, сам не копайся до вечера!

— Успеет ли до вечера? Вдвоем монтируют и то…

— Загалдели! Распустили языки! — не сдержавшись, начал огрызаться Демид Назарыч; он почему-то был не в духе. — А я тоже копаться не буду, раз на то пошло. Суну в каждый мешок по одному боевику — и вся недолга. Отделаюсь за десять минут.

— Ну и что? — спросил Мерцалов.

— А то, что некогда вам будет загорать! И некогда чесать языки! И некогда…

— Что будет потом, я спрашиваю?

— А все то же!

Пока Мерцалов и его приятели потешались над Демидом Назарычем, Арсений наблюдал за «Отважным»: наконец-то якорь был найден, и его уже поднимали из воды. Слова Демида Назарыча о боевиках дошли до сознания Морошки, увлеченного наблюдением, с некоторой задержкой…