Своя земля - страница 19

— Ты выдумаешь, будто у нас о конях и вовсе заботы нет, — сказала Анастасия Петровна.

— Не вижу. — Старик упрямо покачал головой. — Не вижу, Настюшка. У меня душа переворачивается, когда взойду в конюшню. Чем наших коней обихоживать — и не придумаешь, Ты-то этих дел не знаешь, не касаешься их.

— Все-то ты напраслину говоришь, — опять повторила она. — Сам же знаешь, что не так.

— Вот объясни мне, Николай Устиныч, — не слушая ее, заговорил Харитонов. — Сколько я помню себя, и отца, и деда моего, все мы от земли кормились, к ней приставлены были. И все мужики так-то. Богатства большого не было, но и без хлеба не сидели, а на маслену в любой хате блины. Жили мы по своему расчету, и овес сеяли, и клевер, без них ни одно хозяйство не обходилось. А вот курей-то не догадались кониной подкармливать, — начетисто было, по глупому нашему рассуждению. Не мотай головой-то, не мотай, аль я неправду говорю, Настя? Ты ж сама в крестьянстве возросла…

Но Анастасия Петровна не успела ответить, — внезапно где-то поблизости высокий девичий голос свободно и легко поплыл в тишине вечера:

пел этот одинокий, радостный и ласковый голос. Казалось, звуки несутся откуда-то с высоты, будто их рождает сам теплый лиловый сумрак, и застывшие в сонном оцепенении деревья, и последний свет заката.

Какой-то мягкий и теплый комок ворохнулся в груди Николая Устиновича, и ему сделалось хорошо, — вот так бы слушать и слушать необыкновенный голос. «Черт, как замечательно!», — подумал он, чувствуя, что этот голос требовательно подчиняет себе. Уже нельзя было не слушать, так властно входил он в душу, и что-то самое лучшее ответно отзывалось в ней. Без всякого, казалось, усилия он поднимался на рискованную высоту, думалось, вот-вот не хватит дыхания и оборвется, но нет, не обрывался, а взбирался еще выше и словно тянул за собой. Уж как-то очень складно песня совмещалась с задумчивой тишиной сумерек, с распахнувшимся над молчаливым селом белесым небом, сообщая им нежную грустинку отдыхающей земли. Червенцов оглянулся на соседей, — старик слушал, опустив голову, его тяжелые, искалеченные трудом руки бессильно лежали на коленях; Анастасия Петровна выпрямилась, лицо ее озарила радостная улыбка, глаза блестели, точно в них отражался дрожащий свет далеких звезд.

А тот же голос пел:

Хорош ли голос или нет, правильно ли берет ноты, Николай Устинович не знал, у него не было слуха, однако сам себя считал музыкальным. Но песню нельзя было не слушать, и он весь отдался удивительной власти голоса и пожалел, когда тот внезапно смолк и все застыло вокруг, как если бы ожидало, не зазвучит ли песня снова.

И вдруг на предельной высоте тот же голос поднял и понес песню:

И тотчас же отозвался другой девичий голос, низкий и бархатистый, он как будто настойчиво звал кого-то, исполненный томной силы:

Песня оборвалась, послышался девичий смех.

С волнением прислушиваясь, не запоют ли снова эти два голоса, Николай Устинович воскликнул:

— Удивительно до чего хорошо, как складно поют! Откуда у вас такие певицы?

Немного помолчав, Анастасия Петровна негромко и ласково сказала:

— Это Надюшка с Клавой Кичигиной.

— Надюшка! Да она настоящая певица! — изумился Николай Устинович. — Я и не ожидал! Такой голос, такой голос, ты же ничего не говорила.

На крылечке помолчали. Аверьян Романович не спеша свернул цигарку, закурил и, словно поясняя Червенцову, неторопливо сказал:

— Ну-у, хор-то у нас дай боже, на весь район гремит… Повезло девчатам: в Москве побывают, столицу поглядят. Не всякому такая удача.

— Москву? — переспросил Червенцов. — Надя в Москву собирается? Когда?

— Не одна, весь хор, — с гордостью сказала Анастасия Петровна. — Наши девчата в области выступали, грамоты оттуда привезли. Очень хвалят их, а теперь вот в Москву посылают, на смотр поедут туда.