Святая с темным прошлым - страница 21

– Ближе к зиме, может, и впаду, – смущенно рассмеялась девушка.

– Зима тут не долгая, но и не легкая, – поведал офицер. – Снег выпадает редко, но сыро так, что до костей пробирает. До Рождества еще ничего – море тепло отдает, а в генваре уже спасу нет – не согреешься. Без провизии, да дров, да должного обмундирования… – он покачал головой, испытующе глядя на нее.

Василиса понимала, к чему он клонит, но молчала, приглаживая спутанные волосы.

– Ну, раз ты по-медвежьи жить надумала, – перевел офицер беседу в другое русло, – отведай, вот еды медвежьей!

Он протянул ей деревянный туесок, наполненный медом. Да не просто медом – залиты им были орехи. Доставая ложку и торопливо пробуя угощение, Василиса вдруг подумала: а ведь и глаза у офицера точно такие же, что и привезенное им лакомство – цвета гречишного меда, каре-золотые. И такая же сладость глядеть в них, что и пробовать мед на вкус.

Пересилив желание съесть весь туесок в один присест, Василиса отставила подарок в сторону, с достоинством поблагодарила. Офицер пристально смотрел на нее, и взглядом ласкал, точно солнце, но и жег, как оно.

– Глаза у тебя, как агат на срезе, – произнес он вдруг.

Василиса вздрогнула: в одночасье подумали они об одном и том же – о глазах друг друга.

– Камень есть такой, дымчато-серый, – пояснил офицер. – Не была б ты отшельницей, – добавил он лукаво, – можно было бы серьги тебе подобрать из него – сразу глаза бы заиграли.

Василиса и вовсе смутилась: никогда доселе не говорил ей никто и ничего о том, какова она с виду. У отца это было не в характере, тетка к старшей племяннице относилась равнодушно – не ругала, но и не нахваливала. С сестрой не была она близка, равно как и с другими деревенскими девками, а парни ее не жаловали. Муж, понятное дело, ничего к ней не питал, какие тут ласковые слова!

– Может, вернешься к людям-то? – продолжал офицер. – С ними, конечно, хлопотнее, чем одной, зато занимательней.

– Да хлопот я не боюсь, – пробормотала девушка.

– Так за чем же дело стало?

– Кем я буду-то среди людей, ваше благородие? – спросила Василиса скорее у самой себя, чем у офицера.

– Ну… при мне жить будешь.

– А вам я зачем?

Офицер явно забавлялся их разговором.

– А совета у тебя буду спрашивать… духовного. Опять же, о прошлом моем или будущем что-нибудь расскажешь.

– Так для того и цыганку можно позвать.

– Вот не поверишь – на всю Тавриду ни единой цыганки! Хоть в Валахию возвращайся – там табор на таборе. Да и потом: одно дело цыганке ручку золотить, а другое – со старицей беседовать.

– В прошлый раз вы нашей беседой недовольны остались, – тихо напомнила Василиса.

Но офицер как будто не хотел вспоминать своего недовольства:

– Ты в прошлый раз про пулю что-то говорила, – сказал он, – от нее, мол, не уберечься. Растолкуй, что в виду-то имела? Что сразят меня в бою?

На вид офицер был по-прежнему насмешлив и невозмутим, но Василиса поняла, что именно за этим он и приехал вновь: узнать, останется ли жив. Прежде, чем ответить, поглядела она ему прямо в глаза (он не отвел взгляда) и ощутила столь мощную, сокрушительную жизненную силу, от него исходящую, что преисполнилась уважения и восхищения. И, готовясь говорить, ответ уже знала твердо:

– Вы изо всех своих сражений победителем выйдете, ваше благородие, – сказала она. – И смерть от вас отступаться будет, пока вы сами от жизни не устанете, – добавила с невесть откуда взявшейся уверенностью.

У офицера зажглись глаза, едва скрывал он переполнявшее его ликование:

– Вот как? Ну, спасибо, пустынница!

– Бога благодарите, не меня. Одарил он вас превыше других.

Офицер поднялся во весь рост и прошелся взад и вперед. Была б его воля – взлетел бы!

– Нет, теперь я тебя здесь ни за что не оставлю, – объявил он вроде бы шутя, но непреклонная решимость проступала сквозь шутку.

Василиса покачала головой:

– Жить при вас велика мне честь! Другим женщинам сие предложите. Или на всю Тавриду ни одной такой не сыскать?

– Я не то имел в виду, – нахмурился от ее несговорчивости офицер. – Не при мне, а при армии нашей, среди своих, православных, а не одна, как перст на этой горе с магометанами по соседству.