Сыграем в поддавки, дорогая - страница 8

Я позволил себе ухмыльнуться.

— Грант думает, что вывел меня из игры и сейчас в ус себе не дует. Блажен, кто верует… Как ты считаешь, детка? И как тебе понравилась моя история?

Шарлотта закурила и выпустила струю дыма прямо мне в лицо. Улыбнулась.

— История мне не понравилась, — заявила она. — Потому что — чушь собачья. Кто поверит, что Кошен из ФБР — это ты? Предъявите ваши документы, мистер Кошен. Что-то вы не торопитесь это сделать… Так и быть, я не буду вызывать полицию, а позову привратника, чтобы он вас вышвырнул вон. Но сначала докажу всю фантастичность ваших обвинений.

Шарлотта открыла какой-то ящичек и вытащила из него бумаги, которые протянула мне. Когда я склонился над ними, последовал выпад этой гадюки, но я опередил ее. Удар левой — и обмякшее тело Шарлотты опустилось на пол. Я принялся за изучение бумаг — ничего интересного, я шагнул в спальню — и темнота ее вдруг осветилась такими искрами, будто меня бомбануло из нового пикировщика Уиттекера.

На какое-то время мир перестал существовать для меня. Когда же способность мыслить вернулась, я застонал от досады. Так наколоться! И кому? Красе и гордости ФБР!

Не подумать о том, что в спальне у Шарлотты мог скрываться какой-то громила!

Я приоткрыл один глаз и обозрел поле боя. Я лежал у самого входа в спальню, там, где меня настиг роковой удар Шарлоттиного дружка, а сама она сидела на диване и курила сигарету, зажав ее изящными пальчиками, чуть не выдавившими мне глаза. Рядом лежал автоматический пистолет 38-го калибра.

Господи! Какая метаморфоза произошла с бывшей миссис Лэннарт! Она подбоченилась и заговорила своим естественным голосом на привычном ей жаргоне. Матросская брань, по меньшей мере, десятка стран обрушилась на меня сплошным потоком. Я не могу сказать о себе, что использую в своей речи только парламентские выражения, но такого мастерства мне ни в жизнь не достичь. Из всего этого потока я усвоил, что от меня так воняет федеральной полицией, что ее все время мутит при виде меня хуже, чем во время любой морской качки. Что соплей, которые я развесил при виде ее на пароходе, хватит, чтобы обмотать земной шар по экватору несколько раз. И что теперь она, наконец, удовлетворит свое жгучее желание и раздавит меня, как паршивого таракана.

Пока она набирала воздуха в грудь для новой порции брани, я вдруг отчетливо вспомнил дело Панцетти и Мак-Гонигла, связанное с похищением и убийством. Мы тогда не смогли разыскать эту шлюху, которая сыграла в этом деле не последнюю роль… Я попытался напомнить ей об этом, но, очевидно, в данный момент она не была склонна к реминисценциям, поэтому так двинула своей туфелькой мне в зубы, что превратила мой рот в сплошное кровавое месиво.

— Спасибо, дорогая, — прошепелявил я, так как отсутствие двух передних зубов давало моему языку слишком много степеней свободы, — теперь ты развязала мне руки. Я не люблю обижать женщин, и когда меня вынуждают это делать, очень страдаю. Ты же убедила меня, что принадлежишь не к их роду, ты скорее всего помесь гадюки и дьявола. И тот день, когда я доберусь до тебя, станет лучшим в моей жизни.

— Ах, до чего же ты размечтался, мой драгоценный коп! Мечтательное выражение очень идет твоей окровавленной роже, — расхохоталась Карлетта, — но твоя мечтательность уже сослужила тебе плохую службу в порту. Как мы потом смеялись с моим дружком, когда вспоминали твое раздевание и прыжок в воду…

— Это с каким дружком? Который теперь кормит рыбок в порту, Мандерс, кажется, его звали? — вяло поинтересовался я.

Когда до нее дошел смысл моих слов, она сначала не поверила, и мне пришлось рассказать обо всем поподробнее.

— Видишь, крошка? «Хорошо смеется тот, кто смеется последний». Я думаю, что последними будем смеяться мы с Херриком.

— Не будет никакого Херрика, — отрезала она. — Твой Херрик не знает, где ты и что ты. Он вообще никогда не узнает о тебе ничего.

— Может быть, — я пожал плечами. — Приходится платить за ошибки. Нужно было вовремя узнать в Шарлотте Лэннарт дешевую потаскуху Карлетту Франчини и догадаться, что ее спальня никогда не пустует.