Там, впереди - страница 32

— По недомыслию и отбился, — сердито отозвался бакенщик. — Из-за характера. Пополз, как этот самый муравей. Ему бы в куче своей в такую погоду сидеть, небось и тепло и сухо, а его вон куда занесло. Сказочка есть такая детская, как муравья разные насекомые к ночи домой доставляли, — слушал по радио зимой — жалостливо, но бесполезно и даже вредно, потому что правду застит… Этого вот кто понесет? Будет дней пять из сена выбираться, если дождем в речку не смоет. И заслужил — не лезь, куда не надо…

— Да что ж все-таки с колхозом вышло?

— То и вышло… Пришел с войны, огляделся — два с половиной одра на все село да гужи на веревочках. Ну, думаю, тут и картошки не вволю будет! И решил податься в город по плотничьей части — плотник я самоделковый, без обучения, с топором да пилой — ну, да тем не менее… Колхозом у нас тогда женщина, Анна Орешина, правила, она же меня дезертиром и обозвала. А я, как бык, только головой мотнул и ожесточился того больше: медали имею, на фронте каким огнем обжигало, а и то в тыл не очень глазом косил. Обозвала, а характер у меня поперечный, тут уж ставь точку!.. Из-за него, из-за характера, и женился не на той, которая больше нравилась. Та покладисто относилась, а была еще одна, которая от меня и нос воротила. Осатанел я от этого, не могу стерпеть — и все! На гармошку четыре пуда хлеба ухлопал, перед весной на мякине пришлось сидеть, но своего добился. Вот и жили: в разговоре что ни слово, то и крест-накрест… И подался я, значит, в город. Зимой оно и там ничего было, а как потянуло ветерком весенним — защемило на душе. Сижу, стропила прилаживаю, а сам, как собака след заячий, ветер вынюхиваю — это, думаю, клеверком пахнет, а это — сеном заливным, с погремком и осокой… Щемит и щемит! В забегаловку стал похаживать с забулдыгой одним — рот у него щербатый, глазки буровят, а слова, как горох из стручка, в разные стороны скачут. «Не горюй, говорит, Иван, что другим, то и нам. Деньги в живот складывай — никакой вор не украдет, а проценты жирком набегают». Мне же и водка не всласть… Я так думаю: если покидать свои места, так лет в двадцать — тридцать, а как за сорок заскочило — шабаш, врос в землю и не двигайся, корни порвешь! Ну что ж, подался назад, сунулся в колхоз, а мне: «Напиши заявление, попроси собрание, может, и примем». А как просить, когда меня словно кто за язык держит? Не могу просить, опять поперек стал… Пригрозил им, что за меня, солдата, государство заступится, они же мне в ответ: мы, говорят, с государством тоже родня, не пугай, и не солдат ты, а дезертир с трудового фронта… Тут и эта должность подвернулась — начали на реке порядок наводить, пароходы, баржи пошли. Вот перевожу воду на воду!.. А в колхозе жена и сын работают…

— А с колхозниками помирился?

— Любви не получается. На собрания не зовут, когда водку пьют — тоже меж собой, отдельно от меня. Только посмеиваются — ты, мол, колхозу по женской линии родня…

— Так, говоришь, через характер? — спросил моторист.

— Именно…

— Врешь, через жадность! Ты, говорят, и тут, на этой должности, по разливу на лодке прирабатывал, рублики срывал. Да и летом, когда случится, прихватывал.

— Случалось, — помедлив, согласился бакенщик. — Деньги, это верно, любил. Однако ж таких, которые бы их от себя отпихивали, не видел…

Вспышка молнии осветила внутренность палатки, и мы на мгновение увидели бакенщика. Он сидел на сене, пощипывая бородку. Раздался треск, будто раскололи рядом огромный орех, а через несколько секунд брезентовые стены палатки начали багроветь. Отстегнули дверь — метрах в семидесяти молния расщепила и подожгла дуб, вершина которого упала в омут. Зрелище было красивое и страшноватое: огненный столб, пляшущий в потоках косо летящей воды.

— Кричат! — сказал бакенщик.

— Почудилось, — не согласился, прислушиваясь, моторист. — В такую погоду что угодно почудится.

Мы замолчали. Шум ливня, треск сухих веток, падающих с дубов, всхлипы волн под берегом заполнили ночь, и в этой каше звуков иногда намечался один, который мог сойти и за человеческий голос.

— Может, птица кричит, у которой птенцов из гнезда вышвырнуло? — предположили мы.