Тайна Великих Братьев - страница 31

— Молодец, Лёша, — хвалит Митрич. — Умно к походу изготовился.

В это время он замечает на полу какой-то несуразный узелок.

— А это что?

— Кости.

— Кости?!

— Для Стрелки, — поясняет Лёшка. — Я её к калитке привязал.

В сенях слышится неясный шум? Ванька Косой сначала вталкивает в горенку Губкина, а потом, что-то бормоча, появляется сам.

— Вот, — говорит он, кивая на Мишку, — его мать отпустила, а он идти не хочет.

— Это почему же? — спрашивает Митрич.

Мишка исподлобья осматривает всех и хмуро говорит:

— У меня лёгкие застуженные. Тиф у меня.

— Балаболка ты, вот и вся твоя болезнь! — мрачно усмехается Ванька Косой. — Я тебя сколько лет знаю — никакого тифа у тебя нет и никаких лёгких!

— За чужой щекой зуб не болит! — бурчит Мишка. — Раз пришёл, значит со всеми и пойду. Не цепляйся.

— Как же не цепляться? — удивляется Ванька Косой. — Ты же пустой пришёл, как выпростанное ведро. Что мы с тобой делать будем в походе-то?

— А я и не навязываюсь! — огрызается Мишка и делает вид, будто собирается уходить.

— Погоди, — удерживает его Митрич. — Придумаем что-нибудь.

Ванька Косой развязывает свой мешок, быстро достаёт из него всякое имущество.

— Это — ведёрко цинковое. Воду черпать и чай варить можно. Мишка его потащит. Очень от тифа помогает.

Губкин что-то обиженно шепчет себе под нос.

— Ты чего вякаешь?

— Мы по Клятве все — равные. А он смеётся, Митрич…

— Вот и потащишь ведро, как равный, — охотно соглашается Ванька.

— Ну, а теперь глядите, что я припас, — говорит Митрич, и на его привядшем лице появляется выражение плохо запрятанного мальчишеского торжества.

Старик выносит из сеней настоящий солдатский мешок — «сидор», развязывает тесёмку и достаёт из него какие-то мешочки, свёрточки, коробочки.

— Здесь, — сообщает Митрич, похлопывая по толстенькому мешочку, — здесь у нас пшенная крупа, а здесь, — старик берёт другой мешочек, — гречка. В этом свёртке — холодное мясо. Есть запас соли, перца, лука. Чесноку с десяток головок.

Митрич укладывает мешочки в «сидор» и достаёт новые.

— Вот эти не промокнут. В них — сахар, соль, сухари, чаю немножко. А в банке — коровье масло.

Митрич снова идёт в сени и приносит зелёную солдатскую палатку.

— А ты ещё идти не хотел! — мирно говорит Ванька Косой Губкину.

— Ну, ладно, подсчитали своё богатство — давайте в путь собираться, — распоряжается Митрич.

— Давайте! — соглашается «тифозный» Мишка.

Старик быстро выпрастывает мешки и начинает заново раскладывать в них походное имущество.

— Чтоб всем груза поровну досталось.

Мишке Губкину Митрич приносит из кладовки небольшой мешочек.

— Теперь все сядьте, — просит старик. — Прочти свой Приказ, Великий Брат Алексей Балашов.

Лёшка достаёт из кармана бумажку и громко читает её.

— Другие Приказы можно не читать, — говорит Митрич. — Там только припас иной, а всё остальное — то же. Теперь я вам скажу, куда и зачем мы пойдём.

Великие Братья сидят молча, боясь потерять хоть одно слово, и только тихо покашливают от волнения.

— Всё ли понятно? — спрашивает Митрич, кончив объяснения.

— Всё! — кричит взъерошенный Сашок, хотя он понял далеко не всё, а только то, что три дня Племя будет жить в лесу и в поле, разгадывать чудеса, какие встретятся на Боевой Тропе, варить еду на костре и спать под настоящей солдатской палаткой.

Старик проверяет, хорошо ли подогнаны лямки, не трут ли спину мешки, по мерке ли обувь. Потом весело командует:

— Выходи строиться.

На завалинке, у избы Митрича, сидит дед Терентий. Оглядев снаряжённое Племя, он грустно улыбается и говорит:

— Старые кости приехали в гости. Не возьмешь ли и меня, Кузьма?

Сашок сразу краснеет от волнения за дедушку и с тревогой ждёт ответа Митрича.

— Отчего же не взять? Иди, Терентий Лукич. Только путь неблизкий. Не обезножишь?

— Обезножу, — соглашается дед Терентий. — Годы не те. Жил с локоть, а жить с ноготь… А пошёл бы я с вами, Кузьма Митрич. Доброе, весёлое дело задумал ты. Идите с богом!