Тайны Алханая - страница 14

стр.

У другого человека ребята видели только горбатую спину и островерхую шапку.

«А ведь это лама, - подумал Батор. - Что они делают?» Батор высунул голову из-за камня, но не мог разобрать бормотания ламы.

Вдруг человек повернулся к скале, около которой прятались Батор и Петя. Глядя косыми глазами в небо, он показал:

- Прошлой ночью на утёсе сами зажглись лампадки!

- Видела, видела, - с трепетом и умилением ответила женщина.

- Так священный Алханай каждую ночь теперь озаряется огнями.

- Хээрхэй! -смиренно молилась женщина.

«Эге, вон что! - встрепенулся Батор. - Теперь ясно, кто зажигает лампадки, о которых рассказало звено Георгия Николаевича. Лама враньём зарабатывает хлеб».

- Эти огни видит только безгрешный,- зловещим, загробным голосом провыл человек в островерхой шапке и снова повернулся к женщине.

- Вы откуда? - спросил он.

- Из Борзи.

- А! Тамошним людям расскажите, что видели здесь…

«Хе, ишь куда забрасывает удочку, - подумал Батор. - Что же делать?»

Оглядевшись по сторонам, неизвестный человек достал из-за пазухи тряпицу, развернул, вытащил бумажку и подал женщине.

- Святое письмо… Много-много раз перепишите его и раздайте верующим.

Женщина, заворожённо глядя на человека, поклонилась листку и высоко подняла его над головой. Человек придвинулся к ней:

- Спрячьте. Кому попало не показывайте. Только верующим показывайте.

Человек проворно вскочил и побежал вдоль отвесной скалы. Мальчики подошли к женщине.

- Хээрхэй, кто это? - вскочила женщина, сложив ладони для молитвы. Она тряслась, прижимая к груди бумажку.

- Здравствуйте, бабушка, - с почтением произнёс Батор.

- Здравствуйте, - неуверенно отозвалась женщина, заглядывая в лица ребят. - Фу, испугалась я. Свалились, как с неба!

- Мы ищем товарища. Не видели? - спросил Петя.

- Нет, нет. Не видела.

- Кто это был с вами? - строго спросил Батор.

- Никого… - мямлила женщина, - так… здешний человек…

Она испуганно смотрела на Батора, а морщинистые руки её торопились затолкать бумажку в карман безрукавки, надетой поверх платья.

Петя и Батор переглянулись.

- Что за бумага? Покажите, - протянул руку Батор.

- Святое письмо… нет… не знаю!

Батор взял из рук женщины бумажку, но прочитать не смог - буквы были незнакомые.

- По-старомонгольски, - заключил Батор.

Петя тронул за плечо женщину и вежливо объяснил:

- Этот человек сам зажигал на скалах лампадки. Ребята видели ночью. Совсем это не бог зажигал. Он обманывает вас.

- Зачем так говоришь? Нехорошо так врать старому человеку! - Женщина, сложив, руки, зашептала молитву.

Туман таял. Высоко над утёсами парили горные орлы.

ВОЗВРАЩЕНИЕ

Путешественники завтракали.

Батор, забыв о бутерброде, смотрел на восход солнца в горах. Переливающиеся краски на вершинах волновали его. Ниже каменных утёсов алели густые заросли багульника. У подножия горы вилась чуть заметная дорожка.

И всё это Батор старался запомнить, чтобы потом нарисовать.

- Куда же мы теперь пойдём? - спросил Петя.

Тумэн Ухинович задумчиво сидел, подперев кулаком подбородок. Он смотрел на падь, которая спускалась с Алханая. Куда исчез Цырен? Ведь он, учитель, отвечает за всех ребят. Но здесь не простое озорство. С мальчиком что-то произошло, а он, его учитель, проглядел. Какое здоровье у Цырена, он знал, а вот в душу к нему не заглянул. Мысли учителя прервал взволнованный крик Батора:

- Смотрите! Люди!

На скалистую сойку поднимались двое - старик, ведущий коня, и мальчик в широкополой белой шляпе.

- Не Цырен ли это? - спросил Петя.

Тумэн Ухинович вскочил, взял бинокль.

- Он! Цырен! - вырвалось у учителя. Лицо его посветлело и даже очки, казалось, засверкали радостно. Тумэн Ухинович вытащил платок и стал протирать их. Без очков тёмные глаза были добрые, беспомощно щурились. - Ребята, не забывайте наш уговор - Цырену ни слова, - предупредил он.

- Слыхали? - топнула ногой Субади.

А уже через миг ребята вопили, махали шляпами:

- Эй! Эй!

Цырен и старик заторопились - всё звено бежало к ним навстречу.

- Здравствуйте, отец!

- Здравствуй, пропащий!

Ребята устроили вокруг них шумную пляску.

Старик смеялся, лошадь вздрагивала, прижав уши, а Цырен глядел на них нерешительно и не знал - или засмеяться, или нахмуриться. Ему было стыдно, и он боялся насмешек.