Тени и отзвуки времени - страница 49

На столе толстым слоем лежала пыль. Посередине высились два бумажных Эвереста — стопа писем и груда газет. Проснувшись, Нгуен глянул на них, в ужасе вскочил с кровати и подбежал к столу. Вся эта бумага, испещренная типографским шрифтом и чьими-то прописями, казалась монументом, утверждающим его рабскую зависимость от житейских условностей и законов. Всего дней на десять вырвался он из их пут, и вот, извольте, жизнь властно напоминает о себе, о том, что ему никуда от нее не уйти, не скрыться.

Сначала он принялся за газеты — эти, с позволения сказать, общественные рупоры — и обнаружил, что в социальных сферах ничего не изменилось, и даже больше — решительно ничего не случилось. Буквально во всем проглядывало соглашательство, мелкотравчатость, оскудение духа. «Нет, — решил он, — не иначе, как скоро редакции назначат крупную премию тем, кто умудрится хоть что-нибудь вычитать в газете. Ей-богу, риска с их стороны никакого».

Потом он перешел к личной корреспонденции. Оглядев всю стопку писем, он не обнаружил ни одного конверта с черной траурной каймой. «Значит, ряды моих знакомых не поредели, — подумал он. — Как сие прикажете понимать? А ну как в природе вошел в силу какой-нибудь таинственный закон, отменивший смерть? То-то бы началась маета. Нет-нет, смерть заслуживает самой искренней благодарности».

Вскрывая письмо за письмом, он вдруг остановился. Это еще что — розовый конверт, а в нем красная карточка мелового картона! О небо, приглашение на свадьбу! Кто-то из друзей готовится заковать себя в цепи… Ах… пардон, брачные узы. Брак. Семья. Почтенные институты! Счастье. Сотворение нового… Есть же на свете смельчаки!

Нгуен усмехнулся.

Но кто ж это женится? Он пробежал глазами текст приглашения: жаль, хороший парень, добрый, как рисовое зернышко, мухи никогда не обидит. Женится, значит! Теперь заживет по-другому, да и сам, наверно, станет другим человеком. Эх, и думать-то об этом не хочется.

Ничего не поделаешь, видно, придется идти. Что бы ему такое подарить? Надо порадовать друга… Свадьба-то небось на носу? Так и есть, завтра… Завтра перед домом жениха загрохочут, запрыгают шутихи и рассыплются розовыми огнями, так ветер срывает в персиковой роще лепестки, роняя их на тростники и травы.

— Здорово, брат! Почтительно прошу принять этот сверток… Ну как, угодил?.. Женишься, значит? Счастлив? Да ты садись, не маячь. А отчего ты такой бледный? С этаким лицом, и в самый, можно сказать, счастливый день… Всех гостей распугаешь.

Зык засмеялся в ответ и сообщил Нгуену, что выбрал его своим шафером.

— Придется тебе, — сказал он, — быть шафером у самого бледнолицего жениха на свете!

Нгуен, решив, что Зык шутит, на всякий случай переспросил:

— Меня в шаферы? Ты разве забыл, что я отец шестерых детей! Мне, в мои годы быть шафером? Ну, брат, удружил.

— Зря волнуешься. Среди моих шаферов трое — отцы семейств. Главное — был бы человек достойный. Ты уж меня не огорчай.

— Так, а во что прикажешь мне одеться?

— Приказываю: в парчовую рубаху! Все должно быть чин чином. Шаферу положена долгополая рубаха со стоячим воротом, косою застежкой и разрезами по бокам. Ты же сам все хорошо знаешь.

— Знать-то знаю, но я… у меня…

— Пустое! Я специально раздобыл десяток рубах — всех размеров. Примеряйте, шаферы, любую!

Отказываться и дальше было неудобно. Нгуен согласился.

Вернувшись домой, он обнаружил, что думает о завтрашнем дне и о своей роли шафера не без некоторого удовольствия. Во-первых — угощение. И потом, за невестой они поедут в автомобилях. Мельком взглянув на себя в зеркало, Нгуен понял: вид у него завтра будет прекомичный.

Предчувствие его не обмануло. Явившись поутру в дом жениха, Нгуен обрядился в приготовленный Зыком костюм и, не удержавшись, покосился в зеркало. И смех и грех! Он вдруг почувствовал себя в новом платье совсем другим человеком! То же самое произошло и с другими шаферами. Какая метаморфоза! Костюм не свой — и головная повязка, и парчовая рубаха, и длинная белая сорочка, и широкие штаны — да и надет ненадолго. Со стороны могло показаться, будто все четверо шаферов: Тыонг, До, Дык и Нгуен — школяры, собравшиеся на праздник и позирующие для группового фото.