Тени и отзвуки времени - страница 50

стр.

Они и впрямь созерцали свой общий портрет, заключенный в роскошную раму большого нового зеркала, жених приобрел его перед свадьбой. Вид у них был мягко говоря, странный. Дык походил на дистрофика, подцепившего легкую лихорадку. До, напротив, казался довольным и важным, словно его сию минуту назначили окружным начальником. А в облике Тыонга вдруг появились непонятно откуда следы воинской выправки и этакая величавая тупость — ни дать ни взять отставной солдафон в цивильном платье. Аттестации эти рождались в жестоких спорах. Но едва настал черед Нгуена, все вдруг сошлись на одном: он-де вылитый уездный писарь, состарившийся где-то в захолустье. Нет, каковы, а?!

Зато уж жених! Жених был великолепен — лицо, стать, манеры… Вот кому быть шафером на собственной свадьбе! Костюм сидел на нем идеально. И отсюда я заключаю, что он был счастлив: одежда всегда раскрывает малейшие движения души, ну а уж могучие порывы… Мужчины слегка оросили друг друга духами, приговаривая: «Так-так, дамам это всегда приятно». Потом, осмотрев придирчиво платье, разгладили складки и расправили воротники.

Нгуен впервые был шафером, и сегодня, к удивлению своему, почувствовал, что радость друга слегка кружит голову и ему самому, а обязанности шафера, оказывается, легки и приятны.

Внизу, на улице, давно уже сердито крякали автомобильные клаксоны, поторапливая друзей.

— Господа! Господа, надо ехать, мы опаздываем! — волновался главный распорядитель свадьбы. Рубашка его на груди обвисала под тяжестью медалей — серебряных, золотых, бронзовых и… жестяных.

Что ж, почтенье регалиям, едем!

Нгуен, согнувшись, погрузился в автомобиль. И вереница машин — огромных, сверкающих лаком, никелем и стеклом, — торжественно тронулась с места и повернула к мосту Боде. С неба сеялся мелкий дождь. Нгуен закурил сигару — кутить так кутить! Затем он перешел на сигареты — английские (это так изысканно!), американские (роскошь!), египетские и, наконец, ароматные турецкие (экзотика!).

Пролеты моста были длинны, небо безбрежно, и река бурлила водоворотами.

Нгуен преисполнился радости, словно это за его невестой ехали автомобили. Нет, что ни говорите, честь, нравственность, доброта в этой жизни сильнее зла. «Ну вот, — усмехнулся Нгуен про себя, — кто б мог подумать, что ты так расчувствуешься и подобреешь?»

Зык взглянул на Нгуена и, видя, как друг его оттаивает на глазах, остался очень доволен. Он, честно говоря, боялся, что Нгуен, если и согласится прийти на свадьбу, будет не в духе и станет потом сожалеть о своем решении.

Процессию открывал автомобиль, убранный гирляндами белых цветов. Нгуен, закованный в пятицветную парчу, ехал во второй машине. Как ни подтрунивал он над собой, откуда-то из глубины души его поднимались давно, казалось бы, забытые чувства. Он катил в лимузине по асфальтированной автостраде Ханой — Хайфон следом за другом, нашедшим в любви свое счастье. И счастье это, казалось, временами осеняло и Нгуена. Кто-то, а уж Нгуен-то прекрасно знал, как мимолетно, непрочно счастье в любви, даже увенчанное браком. В сравнении с жизнью человека оно — мгновение. Но может быть, это мгновение стоит всей жизни?!

И Нгуену захотелось кричать в голос, махать рукой из окошка машины: пусть все видят, как по душе ему это прекрасное утро. Его распирало от желания облагодетельствовать хоть кого-нибудь, раз уж нельзя облагодетельствовать сразу все человечество.

Въехав в округ Михао, вереница автомобилей остановилась у деревенских ворот. Нгуен захмелел от пьянящего дыхания утра, от скорой езды, от диковинного заморского курева. И, выходя из машины, он даже почувствовал легкое головокружение. Придя в себя, Нгуен оглядел стоявшие в живой изгороди старые пропыленные бамбуки, подступавшие к самой кирпичной арке. Он оправил смявшееся платье, и ему почудилось, будто он, преуспев на чужбине, после долгих скитаний, ясным весенним днем вернулся наконец в свою родную деревню. Но тут решено было сфотографироваться на память возле деревенских ворот, — чтобы, конечно, при этом были видны шоссе и автомобили, — и Нгуен поспешил занять свое место. Однако что-то мешало ему позировать и улыбаться.