Теплица - страница 56
Пойли и Грен не могли уловить слов песни Икколла. Они не были научены понимать их. Значение слов было захлестнуто, затоплено эманациями могучей Глотки.
С неистовой яростью они боролись с этими эманациями — отчаянно, но безрезультатно. Спотыкаясь, они шли вперед, вопреки собственным желаниям. Задевал щеки, мимо порхали летающие создания. Весь черно-белый мир бежал, полз и летел в одном лишь направлении! И только пастушье племя оставалось невосприимчивым к призыву Глотки, пока внимало песне Икколла.
Когда Грен, споткнувшись, упал, галопирующие растительные существа, спеша, перепрыгивали через него.
И затем широкой, пришедшей из глубин джунглей волной мимо полились попрыгунчики. С прежней отчаянной решимостью внимая песне Икколла, пастухи метали перед бегущими свои ловушки, хватая и убивая их в самой гуще неразберихи.
Пойли с Греном проходили мимо последних из пастухов. Они двигались все быстрей по мере того, как ужасная мелодия набирала силу. Перед ними раскинулось пустое пространство, и, обрамленная узором ближних веток, там стояла далекая Черная Глотка! Сдавленный крик — чего? преклонения? ужаса? — вырвался у них при виде этого зрелища.
Ужас теперь имел формы, и ноги, и чувства, оживленный и направляемый песней Черной Глотки.
К ней — как увидели они своими вдруг высохшими глазами — устремился полноводный поток жизни, отвечая на ненавистный зов, стараясь как можно быстрее миновать лавовое поле, взобраться на склоны вулкана и наконец — в экстазе триумфа — перевалить через край его кратера, прямо в разверстое жерло!
Еще одна кошмарная деталь бросилась им в глаза. Над кратером Глотки появились три гигантских, длинных хитиновых пальца, которые раскачивались теперь, приманивая и очаровывая бегущих в такт роковому мотиву.
При виде их оба вскрикнули — и все же удвоили скорость, ибо серые пальцы манили к себе.
О Пойди! О Грен, Грен!
Крик родился в них, слабый, как тонкая струйка дыма на ветру. Но нет, они не замедлили бега. Лишь Грену удалось бросить мимолетный взгляд назад, на пляшущие серые и черные пятна леса.
Последним пастухом, мимо которого они бежали, была Яттмур; забыв о песне Икколла, она сбросила с себя путы, привязывавшие ее к дереву. Волосы ее развевались на бегу, когда она, по колено в потоке живности, попыталась присоединиться к ним. Руки ее были протянуты вперед, к Грену, словно во сне — к возлюбленному.
В жутковатом свете лицо ее было серым, но она на бегу храбро пела, стараясь песней, подобной той, что пел Икколл, одолеть ту, другую, злую мелодию.
Грен снова обратил лицо вперед, и глаза его сразу же оказались прикованы к Черной Глотке; он немедленно забыл о бегущей Яттмур. Длинные пальцы над кратером манили к себе лишь его одного.
Грен держал Пойди за руку, но когда они, спеша со всех ног, огибали обнажившуюся из-под лавы скалу, пальцы Яттмур сомкнулись на его свободной руке.
На один спасительный миг они обратили внимание на присоединившуюся к ним девушку. На один спасительный миг ее храбрая песня возобладала у них в сознании. И сморчок мгновенно ухватился за предоставившийся шанс сорвать оковы.
В сторону! — гнусаво заорал он. — Сворачивайте, если хотите выжить!
Рядом стояло нечто вроде молодой рощицы. Рука в руке, все втроем они свернули к этому сомнительному убежищу. Один из попрыгунчиков несся впереди, без сомнения, высмотрев короткую дорогу. Вместе они вбежали в серый полумрак.
И сразу же кошмарный мотив Черной Глотки потерял немало силы. Яттмур пала Грену на грудь, всхлипывая, — но их беды еще не закончились.
Пойли коснулась одного из тонких соседних стволов и вскрикнула. Клейкая масса стекла с побега ей на голову. Она трясла побег, впившись в него пальцами и едва ли сознавая, что делает.
В отчаянии люди осмотрелись вокруг и лишь теперь поняли, что оказались в каком-то сундуке. Зрение изменило им, заставив свернуть прямо в ловушку. И попрыгунчик, вбежавший вместе с ними, уже накрепко увяз в топком желе, испускаемом побегами.
Яттмур первой осознала, где они очутились.
— Зеленобрюх! — вскричала она. — Нас проглотил зеленобрюх!
Надо прорубаться наружу!